Жан-Франсуа Намьяс - Дитя Всех святых. Перстень с волком
Они много разговаривали. Адам понемногу рассказывал ей о своих преступлениях: об ужасной смерти своей приемной семьи и отчаянии их дочери Евы, которая стала монахиней в одном из парижских монастырей; о смерти Луи де Вивре, Рауле д'Актонвиля, Шарля де Вивре… И разумеется, всю историю Мелани.
А Лилит повествовала о своих ночах с любовниками. Она убивала их во сне и поедала сердца. Среди них встречались всякие: торговцы, нищие… и особенно много монахов. Эти были самые развратные и похотливые, именно их с особенным удовольствием она предавала смерти.
Адам не забыл и о своих обязанностях при дворе английского короля и предстоящей миссии при Иоанне Бесстрашном. Лилит пришла в небывалое возбуждение. Она тут же захотела ему помогать и тоже шпионить за герцогом.
Они решили, наконец, что им надо говорить всем, будто они женаты. Следует также поменять имена. Лилит придется расстаться с именем демона. Кроме того, супружеская пара не может носить фамилию «Безотцовщина». Они договорились, что станут Адамом и Евой д'Аркей…
***
В последнее воскресенье ноября они прибыли в Марсане, что возле Дижона, и сразу же попали на турнир слез.
Турнир слез — древний бургундский обычай. Рыцари защищают щит с гербом, до которого надо попытаться дотронуться ради прекрасных глаз своей дамы. Если щит удавалось завоевать, его надевал не мужчина, а женщина. Она и становилась «дамой слез» — той, которой все завидовали.
В Марсане имелось два вида щитов: красный, усеянный черными слезами, — для того, кто собирался сражаться пешим; и черный, усеянный золотыми слезами, — для того, кто должен вступить в битву верхом на лошади. Щиты были подвешены к веткам большого дуба, который назывался «дубом Карла Великого», ибо он, согласно легенде, был посажен во времена легендарного императора.
Традиция требовала, чтобы защитников было тринадцать. Все они были облачены в полный рыцарский доспех, а на головах красовались необычные шлемы: забранные решеткой спереди и украшенные рогами по бокам, они были сделаны из блестящего позолоченного металла.
Трувер, сам себе аккомпанируя, затянул песню, чтобы соперники могли представиться:
— Прекрасному богу любви воздаю благодарность,Я должен ему принести мой торжественный дар…
Услышав эту мелодию, Адам внезапно осознал очевидное: он влюблен! Он никогда не думал, что такое возможно; до сих пор он полагал, что его удел — ненависть и зависть. Но оказалось, это не так… Он будет сражаться не только ради выгоды или мести, но ради ее глаз, ее волос, груди, губ; он будет рисковать собственной жизнью ради женской улыбки!
Поскольку Адам был пешим, то указал на красный герб с черными слезами, и тринадцать рыцарей, сидящих верхом на лошадях, тоже спешились. Трувер отступил, а толпа, прибывшая из всех окрестных деревень, мгновенно замолчала.
Никакого сражения практически не было. Адам бросился вперед, потрясая булавой. Он не знал страха, битва опьяняла его, ему было двадцать лет, и ничто не могло противостоять той великой силе, что обитала в нем.
Рыцари отступили перед разъяренным безумцем, тщетно пытаясь отразить его мощные удары, достойные мясника. Один из них был убит, другой, испуская стоны, бессильно опустился на землю. Не устоял ни один. Перед щитом слез больше никого не оставалось, и Адам схватил его.
С самого начала поединка Лилит плохо понимала, что происходит. Все было слишком внезапно, слишком сильно. Она была совершенно оглушена, когда Адам протянул ей щит, повторяя слова трувера:
— Прекрасному богу любви воздаю благодарность,Я должен ему принести мой торжественный дар…
Она осознала случившееся лишь немного позже, когда они опять пустились в путь и находились уже недалеко от Дижона. Она любима и любит сама. На свое разорванное платье она надела красный щит, усеянный черными слезами; она сделалась «дамой слез», которой будут завидовать все другие женщины; она — Лилит, идущая рядом с Адамом, а ведь известно, что Лилит и Адам прожили вместе сто тридцать лет!
***
Изидор Ланфан возвратился в Вивре и сообщил Франсуа о смерти Шарля. Затем по приказанию своего господина он отправился в Блуа, чтобы находиться отныне рядом с маленьким Анном.
Только что выпал первый снег, и двор замка был весь белый. У Изидора кольнуло сердце. Именно такая погода стояла в тот день, когда он просил Шарля де Вивре жениться на Анне де Невиль. Он словно вновь увидел, как из замка выходит мальчик и его светлый силуэт соприкасается с силуэтом высокой черноволосой женщины. Эти двое, которых он соединил, чтобы они разделяли радости и горе, тихо удаляются, негромко переговариваясь, и за ними на только что выпавшем снегу тянется темная цепочка следов…
Но эти печальные призраки тотчас исчезли, когда, весело топоча по снегу, во двор ворвался мальчишка лет четырех. Это был он — ошибиться невозможно! Поразительным оказалось сходство ребенка с Шарлем де Вивре и еще большее — с самим Франсуа, каким, должно быть, много лет назад был старый сеньор. Перед Изидором предстал правнук Франсуа, Анн де Вивре.
Он окликнул мальчика по имени. Удивленный малыш остановился, а затем зашагал к нему. У него были вьющиеся белокурые локоны, голубые глаза, весь он лучился здоровьем и благоразумием.
— Вы кто?
— Ваш оруженосец, монсеньор, потому что, к сожалению…
Изидор не знал, как закончить фразу, но Анн де Вивре сделал это за него.
— Я знаю, что мой отец погиб в сражении. Значит, ты — Изидор Ланфан?
— Вы знаете мое имя?
— Мне сказали, кто ты и что ты должен прийти… Мне хотелось бы научиться читать.
— Уже? Но ведь на праздник Богоявления вам исполнится только четыре года!
— А я все равно хочу.
— Так вы хотите стать ученым?
— Нет, рыцарем. А еще я хочу научиться ездить верхом…
Изидор Ланфан с восхищением смотрел на своего нового господина: умственные и физические способности ребенка выглядели весьма многообещающими. И если совсем недавно ему пришлось пережить воистину печальные минуты, то теперь, наконец, пришло время счастья.
***
30 ноября, День святого Андрея, стало для Адама и Лилит незабываемым днем… Святой Андрей был покровителем Бургундии, и по этому поводу устраивались не менее пышные празднества, чем на Пасху или Рождество. Все дома Дижона были украшены косыми андреевскими крестами. Торжество отмечали все, но самый блистательный праздник должен был состояться, конечно же, в великолепном дворце герцога Бургундского.
Этим вечером в огромном зале был задан роскошный пир. Одно за другим следовали изысканнейшие блюда, к которым подавали лучшие местные вина: нюи, бон, живри. Наряды гостей — а приглашенных насчитывалось более двух сотен — соперничали с роскошью сервировки: широкие плащи, сильно расширяющиеся книзу длинные платья с огромными рукавами, разрезанными по краям. Платья мужчин были перетянуты на талии, у женщин пояс проходил под грудью. Ни одному цвету не отдавалось предпочтения, да и сами ткани были разрисованы самым удивительным образом: птицы, пейзажи, орнаменты из листьев… И все было вышито серебряными и золотыми нитями. На дамах красовались высокие головные уборы.
