Сыновья - Градинаров Юрий Иванович
Хозяин в Ананьево приезжал редко, особенно летом, полностью положившись на вёрткого приказчика. А зимой, между аргишами по юрацким стойбищам, жил в своём огромном доме. Торговля на Верхне-Имбатском участке забирала всё лето, начиная с ледохода. Как только очищался ото льда Енисей, купец с двумя приказчиками и восемью гребцами шли самосплавом четырьмя гружеными шитиками вслед за мелкими последними льдинами. Успевали первыми, опережая хватких енисейских торговцев. Распродав товары, нанимали собак и на бечеве возвращались против течения к своему товарному лабазу. Быстро забивали кладью шитики и направлялись по свежим станкам и остяцким стойбищам. Позже, в разгар лета, чтобы не гонять взад-вперёд шитики, рейсовым пароходом, идущим вниз, доставляли товары до станка, где их ожидали Иннокентий Киприянович с приказчиками и гребцами. Шестьсот-семьсот пудов товара опять грузили в лодки и отправлялись вниз, продолжая меновую торговлю.
Иннокентий Киприянович сам был не охоч к вину и не торговал им, хотя остяки возмущались, что нет хмеля. Потом привыкли и встречали шитики Сотникова на трезвую голову, вели мен, считая всё до единой копейки. Купец давал часть товаров в долг, доверяя остякам и юракам, вёл шнуровую книгу, где каждый расписывался под своим долгом. И остяки сдавали пушнину только молодому купцу, не торгуя ни с пароходами, ни с другими офенями. Он не стал испытывать судьбу, видя нелёгкую жизнь инородцев, писать прошение Енисейскому губернатору о выдаче патента на торговлю вином, как это делали другие купцы. Туруханский пристав тщательно следил за провозом товаров на пароходах, штрафовал нарушающих запрет пароходчиков и хитрых купцов, снимал винные бочки на берег под арест. Старший брат и его приказчики не раз совали взятки приставам и полицейским, а те закрывали глаза на нарушение закона, разрешая провозить вино в потайных трюмах.
С юраками младший Сотников вёл торг зимой, загружая семьдесят оленьих нарт товарами, и доходил до самого Поликарпова. На этот станок ко времени подхода обоза приезжали тазовские юраки и вели мен на песца, мамонтовую кость, белужий жир и вязигу.
В Дудинском у него появилась зазноба Аннушка, дочь сельского старосты Михаила Иванова. Они вместе обучались грамоте у Стратоника Ефремова и уже тогда были тайно влюблены друг в друга. Потом Анна закончила открывшуюся в Туруханске церковно-приходскую школу и возвратилась в Дудинское.
Когда по делам службы Иннокентий появлялся в Мало-Дудинском, то, навестив стареющих Юрловых, шёл в Дудинское, в гости к Анне Михайловне. Аннушка строгого воспитания, застенчиво опускала глаза и вежливо встречала у порога молодого купца, предлагала снять шубу, шапку и почаевничать. На столе появлялись самовар, туески с пряниками и мёдом, вязка баранок. Часами пили чай и вели неспешные разговоры, вспоминая горенку псаломщика, где они постигали чистописание, арифметику, русский язык. Аннушка доставала свои тетрадки с каракулями и показывала Иннокентию. Они хохотали, разглядывая писанину, детские рисунки и вырезки из бумаги, похожие на песца, волка, медведя, собаку. Потом переходили к взрослым делам. Молодой купец рассказывал об остяках, о том, как он торгует, сколько продал в Енисейске бочек солёной рыбы и что по весне его олени дали приплод в шестьдесят телят. Намекнул девушке, что хочет увеличить торговый оборот, чтобы стать купцом второй Енисейской временной гильдии. Анна слушала рассказы, в которых он уже повторялся, потому что жизнь шла монотонно и однообразно. И ждала, когда же он расскажет о целях его частых визитов к ней. Ему скоро тридцать, а он, кажется, и не думает о женитьбе. Однажды осмелев, она задала каверзный, показавшийся ей нелажим, вопрос:
– Кеша, ты взахлёб рассказываешь о своей службе. Неужели у тебя сузился круг интересов до муки и рыбы? Ты же у Стратоника Игнатьевича выглядел умненьким мальчиком. Я думала, далеко пойдёшь! Ладно, может, сиротство наложило на тебя отпечаток и ты поставил цель продолжать дело отца. Если так, то похвально! А если тебя затянуло сквалыжничанье? Это низко и противно! Ты ходишь по всему Енисею. Неужели тебе в душу не запала ни одна девица?
Он нежно посмотрел на неё и удивился вопросам:
– Нет, Нюта! Сейчас у меня цель – стать богатым купцом. Ей подчинены мои устремления. А круг интересов по-прежнему широк. Я встречаюсь с разными людьми: и с капитанами судов, и с купцами, и с золотодобытчиками, и с рыбаками, и с политссыльными, и со священниками, и с самоедами. От каждой встречи я что-то беру для себя. Я и от наших встреч многое взял. Я глубже понял тебя, а ты меня – пока нет. Вот приходит сухарь-купец, и всё – о своём торге. Нет, моя дорогая Нюточка! Никого я присматривать не собираюсь. Неужели ты думаешь, что прихожу к тебе чай пить, в шашки да в карты сыграть? У меня времени нет на такие пустяки! Я прихожу тебя увидеть. Полюбоваться твоей красотой. Неужели не чувствуешь, что я ещё со времён Стратоника влюблён в тебя. Пусть по-детски. Но уже тогда я с любовью помогал решать задачи, приносил нужную книгу, обогревал дыханием твои руки, застывшие на морозе. Сейчас и мне, и тебе это кажется смешным. Но тогда ты так была люба мне.
Аннушка засмеялась. Засмеялся и Иннокентий, глядя влюблёнными глазами на сидящую рядом бывшую маленькую Нюту.
– А теперь, выходит, не люба, Кеша? Мне снова стать маленькой Нюткой? И снова будешь дышать на мои руки? – спросила Анна. – Если бы не спросила о девицах, наверное, и сегодня бы промолчал?
– Пожалуй, не признался бы! Считаю, время не пришло, но хочется, чтобы ты меня ждала. Я обещаю греть твои руки, если застынут! – серьёзно сказал он. – Ты смеёшься, а мои детские устремления и сейчас выглядят по-взрослому. Разве не любовь – помочь в чём-либо и согреть дыханием твои руки. А согревая, коснуться губами.
Анна поняла, Иннокентий – человек осторожный и ничего не делает с кондачка. Он наперёд знает, когда и на ком женится, куда повезёт невесту. «Осмотрительный малый», – подумала она и, смущаясь, опустила глаза.
– Я тоже думаю, это любовь! И руки, и себя отдала бы тебе для согрева, не задумываясь. Но ты молчал год, два, три, пять. Я начала терять уверенность в себе. Стала считать, что детское увлечение – сон, игра воображения и осталось там, где-то далеко, в псаломщиковой горенке. Я взрослела, но в сердце по-прежнему оставался ты – единственный и желанный. И даже если бы ты любовью обошёл меня, я вряд ли заметила бы другого молодца. Наверное, так и сидела бы всю жизнь у окна, кружева вязала да тебя поджидала.
У Иннокентия гора с плеч свалилась. Он столько лет стеснялся объясниться с Анной, не знал, какие добрые слова вложить в признание, боялся, что Анна надсмеётся над ним. А она сама страдала его молчанием.
Теперь Иннокентий чаще появлялся в Дудинском. Летом, по воде, он хоть три дня в месяц, но гостевал у Ивановых. Иногда оставался на ночлег и с оказией уходил вверх, туда, где вели торг его приказчики. Каждый раз привозил Анне Михайловне заковыристые подарки, каких в селе не видывали. Он хотел, чтобы Анна восхищалась невидалью, гордилась ею и всегда помнила о нём. А девица любовалась золотыми серёжками, серебряным нательным крестиком, наручными часами в перламутровой оправе, кожаными сапожками на остром каблуке, миниатюрным флакончиком французских духов в коробочке с мягкой подушечкой. Иногда они прогуливались к старикам Юрловым, запасали их речной водой, кололи и складывали в поленницы дрова, убирали в избе. Старики подслеповато посматривали на Анну и шушукались, видно, не зря Кеша с этой девицей ходит!
– Наверное, невесту завёл! – сказал более знающий мужицкие выходки Степан Петрович. – Через две зимы тридцать, а он ещё ходит принюхивается. Хочет хорошую отыскать.
Александра Порфирьевна, крестясь, говорила:
– Аннушка – ничего! Прытко в избе управляется! Может, не такая бойкая, как Сашкина, но надёжная – не вертихвостка!
Однажды Иннокентий с Анной привели в избу Юрловых батрака и назвали его Константином.
– Степан Петрович и Александра Порфирьевна! Он будет вам служить и домашние дела будут на нём кроме кухни. Я буду ежемесячно платить жалованье, а когда женюсь на Аннушке, то заберём вас в Ананьево.
