Сыновья - Градинаров Юрий Иванович
«Всё так, как было до этого, а душа неспокойна!» – думала она, выходя из бани.
На завтра над Дудинским плыл колокольный звон. В Введенской церкви, построенной братьями Сотниковыми, венчался сын покойного Киприяна Александр с Елизаветой Ивановой. В церковь, поглядеть на невесту, пришло всё село. Да и Александр Киприянович, как занялся кочеваньем, в Дудинском появлялся редко. Товарами обоз загрузит, Юрловых и брата Кешу проведает – и опять в тундру. У церкви стояли двенадцать оленьих и собачьих упряжек, украшенных разноцветными лентами с колокольчиками. На последней нарте бочонок с вином, на крышке лежал ливер и стояли десять деревянных кружек. Иннокентий сначала наливал вино в кружки, а затем накачал ведро, чтобы удобнее было потчевать селян после венчания брата.
В церкви тепло потрескивают свечи. Отец Николай, переведённый консисторией из Хатанги в Дудинское на замену Александру Покровскому, не спеша, с достоинством, ведёт обряд. Когда молодые обменялись кольцами и вместе с восприемниками[15] Дмитрием Сотниковым и его женой Василиной вышли на улицу, их осыпала зерном и серебряными монетами Александра Порфирьевна Юрлова. Прихожане кричали «ура» и искали серебро в снегу. Прямо у входа на колокольню их поздравили приказчик Сидельников и Мотюмяку Хвостов с женой Варварой, староста церкви Иван Никитич Даурский и каждый, кто сумел дотянуться до молодой пары. И только Петр Михайлович, и Авдотья Васильевна стояли осторонь и виновато смотрели на послевенчальную суету. Они заметили в прихожанах явную неприязнь к их неучтивому присутствию.
– Пойдём домой, Пётр Михайлович! Люди глазами съедают нас! – попросила Авдотья Васильевна и взяла мужа под руку.
А Иннокентий Киприянович налево и направо разливал вино, угощая прихожан за здравие молодых:
– Пейте, пока бочка не опустеет! – кричал молодой виночерпий, водя перед людьми кружкой. – За совет да любовь!
Люди подходили к молодым, желали добра и счастья и тут же опрокидывали в себя полные кружки. Никто не расходился по домам. Кто-то пустился в пляс, а кто-то заводил песню. Мужики важно курили трубки и степенно пили вино. У Степана Петровича Юрлова текли по щекам и оседали на бороде слёзы радости:
– Киприян Михайлович! Если ты меня сейчас слышишь, я выполнил твоё завещание. Твой старший сын женился! – и перекрестился. Потом обнял молодых и прошептал: – Берегите друг друга!
Прихожане долго пировали у церкви, а молодые с родственниками уехали на упряжках в Мало-Дудинское.
Шестёрка белых оленей с Елизаветой и Александром шла первой. Вились праздничные ленты на ветру, скрипел на гармонике Дмитрий Сотников, слышались весёлые голоса и смех. Елизавета изредка взмахивала хореем. Олени и так ходко бежали по накатанной дороге. Проскочили выселковое кладбище и выскочили на покатый берег Дудинки. Перед глазами открылась белая бескрайность.
– Пусть будет вот такой же бескрайней наша жизнь, Саша, как эта тундра!
– Тундрой я только и живу! Не будь её, не стал бы купцом! – ответил Александр. – Только в ней я себя человеком чувствую!
Он обнял Елизавету и поцеловал в губы. Она развернула упряжку, взмахнула хореем, и белые быки пошли вскачь вдоль единственной улицы выселок. Резко остановились у избы Степана Юрлова. Здесь их уже поджидали остальные упряжки.
– Я тебя прокатила с ветерком впервые! Понравилось?
– Понравилось. Ездишь лучше своего брата Василия. Чуть в снег не слетел! – ответил Александр Киприянович.
– Не слетишь, если я буду всю жизнь управлять упряжкой!
– Согласен! Только к торгу не имей касания. У меня в тундре свои законы. Я там не признаю родни.
– Да ладно, не серчай, муженёк! Коль купец, то торгуй – пока торгуется, кочуй – пока кочуется. Только помни, мой совет – не пустомеля. У меня особое чутьё. Оно сильнее собачьего. Только собака чует, что уже произошло, а я чую, что будет. Понял? Не хмурься, а помни! Теперь зови гостей в избу! Гулять будем!
Глава 3
Иннокентий Киприянович, достигнув совершеннолетия, получил причитающуюся часть имущества, деньги, завещанные отцом. Он с тринадцати лет служил у брата приказчиком и учился у Стратоника Ефремова. На службе Иннокентий прислушивался к советам мудрых наставников, Алексея Митрофановича Сидельникова и Дмитрия Константиновича Сотникова, осваивая тонкости купеческого ремесла. В отличии от старшего брата он был хрупче собою, голубоглазый, с копной льняных волос. Всем, кто с ним общался, он казался светлым и чистым. Голосом тих, раздумчивый и рассудительный. Взрослея, он понял, что торг в низовье шкодливый для людей. Непомерными ценами и вечным ущемлением людской совести. «Продаёшь товар, пытаешься людям смотреть в глаза, а мои совестливые очи не выдерживают взгляда обманутого покупца и невольно косят в сторону, прячась от стыда. Почему у меня такое пошлое ремесло?» – не раз думал Кеша, торгуя в лавке. Он клял себя, что служит бессовестному делу, и за грехи земные будет наказан Богом и людьми. Но совестливых купцов в низовье единицы или совсем не стало. Перевелись они после смерти его отца. А сейчас состязаются друг с другом, кто дороже товар продаст, кто ловчее объегорит тунгуса. А попробуй, продай дешевле других! Тебя тут же слопают, как налим наживку из своего же собрата. За нарушение круговой поруки тут же пустят под береговой откос твоё торговое дело. Пустят с такой крутизны, что больше не поднимешься! Для себя он держал одну мысль: лучше продать больше товару, но дешевле. И людям впору, и товар уйдёт подчистую. Не успеет залежаться в балаганах.
– Дорожиться – товар залежится! – любил наставлять Алексей Митрофанович. Но ему перечил Дмитрий Константинович Сотников: – Продешевить – барышей не нажить!
Иннокентий Киприянович анализировал эти и противоположные по своей сути советы и брал из них среднее, наиболее рациональное, что пригодится в торговом деле. Он регулярно записывал дельные наставления приказчиков в тетрадь, названную им «Торговый катехизис». И, открыв своё дело, нередко сверял мысли с этой тетрадкой, принимая какое-либо важное решение. Множество советов оправдывались в повседневной жизни молодого купца.
Он закупил оптом у енисейских торговцев Александра Кытманова, Иннокентия Абалакова, Павла Трофимова, Виктора Данилова, Трифона Савельева товары разного ассортимента, пользующиеся спросом у имбатских остяков и левобережных юраков, и начал торговать летом на Верхне-Имбатском участке в станках, расположенных по берегам Енисея. Квартировал в доме Тимофея и Данюхи-стряпухи, которые дали жизнь троим сыновьям и по-прежнему выезжали каждое лето рыбачить на Бреховские острова. Тимофей стал старшиной артели, сменив постаревшего Семена Яркова. На своих четырёх шитиках Иннокентий шёл по течению реки, заходил в тайгу по малым рекам, доставляя товар прямо на летовья остякам и юракам. Он не скупился на деньги, как старший брат, продавал чуть дешевле. Пока его не брали в расчёт другие торговцы, не видя в нем конкурента, сумел отладить свой торг и начал получать весомый доход. Товар доставлял закупщикам добротный, ходовой и незалежалый. Он арендовал в Верхне-Имбатске балаган и вёл торги по всему участку от станка Осиновского до села Монастырского, где находились свыше двух тысяч двухсот русских и инородцев. Только в Нижне-Чутском тунгусском, Нижне-Имбатском, Подкаменно-Тунгусском, Верхне-Имбатском остяцких родах кочевало девятьсот шестьдесят пять инородцев.
Брал он на себя и левый берег Енисея от станка Ананьево и до Енисейского залива, где кочевала юрацкая орда.
Иннокентий Киприянович не любил людской суеты и многолюдья. Да и старался быть подальше от «недремлющего ока» своего дяди Петра и смотрителя Дудинского участка Головлёва.
В сорока восьми верстах от Дудинского, вниз по Енисею, в малолюдном станке Ананьево он построил пятистенную деревянную избу, крытый двор, баню.
Приобрёл четыре лодки-трёхтонки, два ставных невода, около пятидесяти рыбных снастей, семьсот саночных оленей. Приказчиком взял Михаила Степановича Наумова, енисейского мещанина. Он нанимал батраков на зимнюю и летнюю рыбалку, засолку рыбы, занимался скупкой пушнины, бивней мамонта, вязиги у левобережных юраков, сдавал в кортом саночных оленей.
