Флэшмен - Фрейзер Джордж Макдональд
Как-то утром на майдане я занимался с моим риссалдаром, крупным, худым, угловатым парнем из пограничного племени патанов по имени Мухаммед Икбал. Он был прекрасным наездником и превосходно управлялся с пикой, и под его руководством я быстро продвигался в этой науке. Тем утром мы тренировались на свиньях, и мне удалось подколоть их столько, что мой учитель, ухмыляясь, заметил, что ему уже в пору самому брать у меня уроки.
Мы уже уезжали с майдана, почти пустого тем утром, если не считать паланкина, сопровождаемого двумя офицерами (что слегка пробудило мое любопытство), когда Икбал вдруг закричал: «Смотри, хузур, вот мишень получше маленьких свинок!» — и показал на пса-парию, вынюхивающего что-то ярдах в пятидесяти от нас.
Икбал выхватил пику и поскакал на него, но тот увернулся, и я с криком «Талли-ху!» бросился за ним вслед. Икбал был по-прежнему впереди меня, но я отставал от него не более чем на пару корпусов, когда он сделал еще одну попытку подколоть собаку, с визгом мчащуюся вперед. Он снова промахнулся и крепко выругался, а собака внезапно вертанулась прямо под копытами его лошади и бросилась ему на ногу. Я опустил пику и ловко проткнул псину насквозь.
С торжествующим воплем я поднял ее над собой, еще трепыхающуюся и визжащую, и сбросил за спину.
— Шабаш! — закричал Икбал. Я принялся потешаться над ним, как вдруг раздался чей-то голос.
— Эгей! Да, вы, сэр! Подойдите сюда, если не возражаете!
Голос шел из паланкина, к которому нас привела погоня. Занавески были откинуты. Звавший меня оказался дородный, сурового вида мужчина в сюртуке, с сильно загорелым лицом и совершенно лысой головой. Шляпу он снял и непрерывно обмахивался ею, следя за моим приближением.
— Доброе утро, — очень вежливо говорит он. — Могу я поинтересоваться как вас зовут?
Не требовалось даже присутствия рядом с паланкином двух верховых щеголей, чтобы понять, что это высокопоставленный чиновник. Теряясь в догадках, я представился.
— Мои поздравления, мистер Флэшмен, — продолжает он. — За целый год мне не приходилось видеть лучшего примера обращения с пикой: будь у нас целый полк из таких как вы, нам нечего было бы бояться сикхов и афганцев, не так ли, Беннет?
— Конечно, сэр, согласился один из франтоватых адъютантов, глядя на меня. — Мистер Флэшмен? Я, кажется, слышал это имя. Вы не служили до отъезда из Англии в Одиннадцатом гусарском?
— Что вы говорите? — воскликнул его шеф, буравя меня глазами. — Черт возьми, так и есть: взгляните на его вишневые панталоны. — На мне по-прежнему были розовые гусарские лосины, которые, если быть честным, я не имел права носить, но уж очень хорошо они на мне сидели, — так и есть, Беннет. Флэшмен! Проклятье, ну конечно, прошлогодняя история! Это вы потратили выстрел! Будь я проклят! И как же, Бога ради, вы очутились здесь?
Я рассказал, стараясь дать понять, но не утверждая прямо, что мое прибытие в Индию явилось прямым следствием дуэли с Бернье (что в принципе было почти правдой), и мой собеседник присвистнул от удивления. Полагаю, моя персона пробудила в нем интерес, и он подробно расспросил все обо мне. Я отвечал довольно правдиво, и полюбопытствовал, в свою очередь, с кем имею дело. Оказалось, что это генерал Кроуфорд из штаба генерал-губернатора, человек весьма важный и влиятельный в военных кругах.
— Черт побери, вам не повезло, Флэшмен, — говорит он. — Быть изгнанным из рядов вишневоштанников! Каково, а? Будь я проклят, но у этих чертовых милицейских полковников типа Кардигана совсем нет мозгов. Не так ли, Беннет? И вы теперь на службе в Компании? М-да, деньги хорошие, но чертовски унизительно. Растратить жизнь, обучая сувари конному строю! Чертовски грязная работа. Так-так, Флэшмен, позвольте пожелать вам удачи. Всего доброго, сэр.
И удача улыбнулась мне, хотя и по чистой случайности. Я по-прежнему держал в руке пику, на шесть футов возвышающуюся над моей головой, и несколько капель собачьей крови стекли мне на руку. Выругавшись, я повернулся к Икбалу, молча ждавшему позади, и произнес:
— Хабадар, риссалдар! Ларнсе сарф каро, йюлди! — что означает: «Сюда, старший сержант. Возьми пику и вычисти ее немедленно». И протянул ему пику. Тот ее принял, и я повернулся, чтобы попрощаться с Кроуфордом. Рука генерала, хотевшая было задернуть занавеску, замерла.
— Однако, Флэшмен, — говорит Кроуфорд. — Как давно вы в Индии? Три недели, говорите? Но вы же знаете их язык, будь я проклят!
— Буквально пару слов, сэр.
— Не заговаривайте мне зубы, сэр: пару слов я уже слышал. Это больше, чем я выучил за тридцать лет. Не так ли, Беннет? Слишком много «ее» и «урн» для меня. Но это чертовски удивительно, юноша. И как вам это удалось?
Я рассказывал ему о моих способностях к языкам, а он качал лысой головой и приговаривал, что никогда не слышал ничего подобного.
— Прирожденный лингвист и прирожденный копейщик, черт побери. Редкое сочетание — слишком хорошо для кавалерии Компании, не способной даже толком ездить на лошади. Знаете что, юный Флэшмен, по утрам я не могу думать. Приходите ко мне сегодня вечером, и мы продолжим наш разговор. Слышите? А, Беннет?
И он ушел, но вечером я был у него, облаченный в свои великолепные вишневые лосины. Генерал посмотрел на меня и воскликнул:
— Бог мой, Эмили Иден не должна это пропустить! Она мне никогда не простит!
К моему удивлению, тем самым он хотел сказать, что я должен отправиться с ним во дворец к генерал-губернатору, куда его пригласили на обед. Я, разумеется, пошел с ним, и имел удовольствие попить лимонаду с их превосходительствами на просторной мраморной веранде. Там собралось блестящее общество, настоящий маленький двор, и за три секунды я увидел больше великолепия, чем за три недели в Калькутте. Все было замечательно, вот только Кроуфорд едва не испортил все, рассказывая лорду Окленду про мою дуэль с Бернье, в ходе чего лорд и леди Эмили, его сестра, едва не впали в ступор — они представляли собой весьма ханжескую пару, надо полагать, — но тут я прямиком заявил Кроуфорду, что моим искренним желанием было избежать дуэли, но я был вынужден участвовать в ней. При этих словах Окленд одобрительно кивнул, а когда выяснилось, что мне пришлось учиться в школе Рагби у Арнольда, старый ублюдок сделался чрезвычайно внимателен ко мне. Леди Эмили зашла даже еще дальше (благослови Господь вишневые панталоны) — узнав, что мне только девятнадцать, она горестно покачала головой и забормотала что-то о здоровых молодых побегах на древе империи.
Она поинтересовалась моей семьей, и, услышав, что у меня осталась в Англии жена, заявила:
— Они слишком молоды, чтобы их разлучать. Как жестока служба.
На это ее братец сухо заметил, что ничто не мешает офицеру брать жену с собой в Индию, я же в оправдание залепетал что-то о желании заработать рыцарские шпоры и тому подобную чушь, весьма порадовавшую леди Э. Лорд заявил, что огромное количество молодых офицеров ухитряются как-то обходится без общества своих жен, Кроуфорд при этом громко фыркнул, но леди Э. была уже твердо на моей стороне. Отвернувшись от них, она поинтересовалась, где я разместился.
Я рассказал ей, и поскольку у меня создалось ощущение, что грамотно разыграв партию получу с ее помощью возможность устроится более уютно — в уме у меня уже брезжила должность адъютанта генерал-губернатора — дал понять, что служба Компании меня не слишком прельщает.
— Не стоит осуждать его за это, — сказал Кроуфорд. — Парень сущий поляк в седле, не так ли, Флэшмен? Да еще говорит на хинди. Только послушайте.
— Неужели? — говорит Окленд. — Это свидетельствует о вашем большом прилежании, мистер Флэшмен. Но не исключено, что за это следует поблагодарить доктора Арнольда.
— Ну почему вы стараетесь принизить заслуги мистера Флэшмена? — вступает леди Э. — Я это нахожу весьма необычным. Полагаю, он заслуживает того, чтобы его талант использовался более рационально. Разве вы не согласны, генерал?
— Держусь такой же точки зрения, мадам, — говорит Кроуфорд. — Вы бы только его послушали. «Эй, риссалдар, — сказал он, — ума-тири-тилди-о-каро» — и парень понял каждое слово.
