Оловянное царство - Элииса
Амброзия Аврелиана радоваться не тянуло, но он пока оставался жив, и это было неплохо. Или же это весенний воздух снова водит его за нос. Вортигерн жадно откусил кусок от свежей хлебной горбушки, пропитанной маслом. Жирная капля потекла по его подбородку. Император островов не обязан следовать всем церемониям.
— Скажи, — осторожно начал Амброзий, стараясь не думать о голоде и горячей еде. — что будет, если ты просто отпустишь меня? Сегодня. Сейчас.
— Что будет? — переспросил с набитым ртом Вортигерн. — Я скажу тебе, что будет друг Полу-бритт. Скорее всего ты умрёшь. Нет, поверь мне, — он вытер друг об друга жирные пальцы. — Я понимаю, что ты выучился сражаться левой рукой, иначе бы ты не пережил ту ночь нападения… Но что тебе остаётся? Вернёшься на Стену? В гневе вызовешь Утера на поединок? Он убьет тебя и не поморщится. Возможно даже не своими руками, на севере сейчас слишком много этих интересных южан.
— Я могу уехать в Галлию.
Это прозвучало неубедительно даже для него самого. Калека без денег, один, в стране варваров. Он даже не знал, спокойно ли сейчас в старой провинции. Вортигерн отмахнулся.
— Все к тем же южанам. Пойми, Амброзий, саксы сейчас — сила, с которой надо считаться. К сожалению или к счастью, я заручился поддержкой некоторых из этих ребят, — он угрюмо кивнул на слоняющихся громил. Кто-то начищал топоры, кто-то громко бранился с замковым кузнецом. Хороша поддержка, подумалось центуриону.
— Их проще бы было отправить на виселицу.
— Разумеется, — Вортигерн с неприязнью смотрел на своих новых друзей. — Не думай, что мне не хочется этого. Они — шваль. Мелкая рыбешка. Несколько отрядов бандитов и оборванцев, которых я радушно позвал и принял. Я охочусь на дичь покрупнее и поблагородней, чего уж скрывать… — он запнулся. — Ты мне в этом поможешь, Амброзий.
— Я?
— Пойми, Полу-бритт, любое юное царство — как молодой новобранец. За его плечами нет подвигов, которыми можно похвастаться. Ты никогда не знаешь, не сгинет ли оно на следующий день. Те саксы, которые мне нужны. Они не пойдут ко мне только за оловом. Я для них никто, как был для Утера и для тебя. Но если от моего имени начнет говорить подобный тебе. Кто-то с отголоском величия властелинов былого — им придется принять мое предложение. В этом договоре между народами, Амброзий, ты будешь моим поручителем. Убеди их в том, что я им друг и сородич по владыческой крови.
Амброзий расхохотался. Все это походило на одну большую нелепую шутку.
— К чему это мне? И что ты сделаешь, если я откажусь. Убьешь меня? Я был готов к этому еще вчера вечером, можешь уже приступать и покончим.
Вортигерн наконец доел свою краюшку жирного хлеба.
— Сможешь постоять у истоков чего-то действительно стоящего, вряд ли тебе еще когда-то выпадет шанс. Ну и потом, Полу-бритт. Разве тебе есть из чего выбирать?
Он ненавидел Вортигерна за эту неприкрытую правду.
— У меня нет вражды с тобою Амброзий… Аврелиан, — негромко повторил император. — Да, об этом я тоже наслышан.
Ему действительно было не из чего выбирать.
— И любовь людей к тебе мне только на руку.
И родной брат ему точно теперь не союзник.
— Я помогу тебе, но лишь до той поры пока меня будет это устраивать. И я не твой пленник и раб.
— Называйся, как хочешь, но только я здесь хозяин.
— И вот еще что, — добавил Амброзий. — Пришли-ка мне другого слугу.
Вортигерн посмотрел на него с пониманием и громко расхохотался.
***
Амброзий не знал, посвятили ли его в планы полностью или же снова утаили малую, но самую ценную часть. Он не верил Вортигерну и не открывал ему теперь своих мыслей — как оказалось, это было несложно. Так прежде сотрудничали все союзники долгих древних веков — улыбались, посылали дорогие дары, но держали меч, яд и шпионов поближе. Это был новый навык, которому следовало обучиться, если он хотел остаться в живых. Как оказалось, вскоре в императорскую крепость в Повисе должны были нагрянуть важные гости.
— Я говорил тебе, Полу-бритт. Те, кого ты видишь здесь, в крепости, с кем сражался возле вашей стены — это все крохи. Проходимцы, которые много не требуют. Но через пару дней ко мне заявятся Хенгист и Хорса. Тебе придется быть полюбезнее с ними.
Хенгист и Хорса были саксами, как и все новые прихвостни Вортигерна. Тот ждал этой встречи и с каждым прошедшим днем становился все мрачнее и раздражительнее, ему нужен был этот союз. Он бредил им ежечасно, тот для него был подобен выросшему из земли нереальному оловянному царству, что увековечит его, краеугольным камнем всех его честолюбивых мечтаний. Две сотни разбойников в рубище не чета двум саксонским бретвальдам5, их силе и власти.
— У Хенгиста и Хорсы есть сестра, Полу-бритт, — говорил ему император. — Это мне на руку. Мы заключаем мир, они отдают мне в жены Ровену, и я становлюсь силой на острове, с которой придется считаться. Вот чем хорош мир без твоего Рима, Амброзий. Ты выбираешь любую дорогу, если достаточно смел.
За прошедшие годы центурион ни дня не вспоминал о жизни, оставшейся за спиной.
— Говорят, Ровена красива, — продолжал Вортигерн. — В общем-то, больше ничего и не нужно. Если вдобавок будет хоть на мизинец добра, я осыплю ее шелком и золотом, я не враг женщинам. А как давно ты, мой друг, встречался с красотками?
— В моей жизни пока и без того довольно проблем, чтобы ненароком пускать в нее женщин.
Совершенно не стоило все рассказывать Вортигерну. Амброзий не доверял императору ни на миг, горячая еда, чистая одежда и комната — это прекрасно, но через мгновение ветер может перемениться. К счастью, доверия для их дела пока что не требовалось.
На мгновение слова Вортигерна ввели его в замешательство.
— Добра? Не пойми меня, конечно, неправильно… Люди, подобные тебе, редко ищут в женщине что-то помимо денег и недурного лица.
Вортигерн усмехнулся.
— Ах да, Полу-бритт, — негромко ответил он. — Пожалуй, я еще не все тебе рассказал. Что ж, иди за мной, может, тебе будет интересно это увидеть.
Он недолго вел его коридорами, и вскоре остановился у приоткрытой двери. Из щели доносились приглушенные голоса. Император кивнул ему. Голос его стих почти что до шепота.
— Ну же. Ты можешь заглянуть, посмотреть.
Амброзий встал напротив двери. На большом резном стуле посреди комнаты сидел тот, кого он совсем не ожидал здесь увидеть. Ребенок, девочка лет восьми. Крохотная и
