Рисорджименто - Олеся Шеллина
— Я другого и не ожидал, слишком ты спесивая, что не допустимо для женщины, и не приветствуется не только мной. Святой Отец Юлий II ждет твоего решения в ближайшее время, не следует тянуть до родов, Катерина.
Он еще раз смерил меня взглядом и, не прощаясь с Лоренцо, вышел из зала в сопровождении своих людей.
Как только дверь за ним закрылась, я тряпичной куклой осела на пол и закрыла глаза, ощущая, как кто-то неуверенно меня обнимает и прижимает к себе.
— Я не отдам им ребенка, Лоренцо, — открывая глаза, я слегка отстранилась, глядя на задумавшегося мужчину.
— У тебя нет выбора…
— Он всегда есть, — я вскочила и, больше не оглядываясь, ринулась в свою комнату. Зря Ванька не дал мне его убить. Хотя это мало бы помогло, ведь через месяц-два уже нельзя будет скрыть за одеждой мое положение. Я была готова ко всему, но только не к этому. И никого нет рядом, кто мог бы дать хоть один здравый совет. Ненавижу их. Я просто их ненавижу, да Винчи и Ивана, которые бросили меня одну в мире голодных акул, которым я стою поперек горла, и мое положение не дает мне даже единого шанса хоть что-то им противопоставить.
Глава 6
ИванИз Флоренции в Швейцарскую Конфедерацию можно было попасть несколькими путями. Один из них лежал через Венецию, второй через Геную и либо Милан, либо Савойю. Я думал над каждым маршрутом, и остановил выбор на Генуе и Савойе. Тому были причины, некоторые мысли, носившие пока лишь неоформленный характер. Но которые очень быстро складывались в пока что абстрактный план, который, при определенной доле удачи, мог бы принести мне много интересного, но мог бы похоронить при неудаче. Но, в любом случае, для того, чтобы двигаться в любом направлении, мне необходим был Милан. Его расположение было для меня просто идеальным. Но пока Милан не захвачен, если получится, то это произойдет, всего лишь в результате крохотного переворота, загадывать о том, что делать дальше не слишком разумно, хотя, некоторые наметки все-таки лучше иметь.
Вопреки моим опасениям, никаких осложнений после ужина с Медичи у Берарди не произошло. Вот только, похоже, что Клыкову и Милославскому кое-что обломилось ночью, потому как вернулись они под утро в лагерь уставшие, не выспавшиеся, но не выглядевшие недовольными. Кобели, мать их. Хорошо еще, хоть меня соизволили до лагеря проводить, прежде чем смыться на свиданку. А вот мужьям прелестниц действительно оказалось по барабану, чем их половинки занимаются в ночное время. Единственное, что радовало — обошлось без дуэлей, да и то, что итальянки этого времени знали толк в омовениях, смирило меня с этим локальным блядством. Другое дело, что я опасался дурных болезней, которые мои парни вполне могли нахватать. Но и удерживать молодых, полных сил воинов у меня не было морального права. Надо бы где-нибудь православного священника достать, чтобы вовремя пресекал совсем уж откровенное моральное разложение дружины.
Вот только где мне достать этого самого православного богослужителя в самом центре влияния Святого Престола? Как ни странно, но именно об этом были все мои размышления, в то самое время, когда я въезжал в Геную. Со мной было всего двадцать витязей. Остальные с Холмским отправились в Хохостервиц, чтобы узнать у герцога, остаются ли его слова в силе, или он хочет передумать? Если все остается в силе, то Холмский должен будет объявить Горицию взятой под мою руку, и от моего имени принять присягу у жителей. Жителям Гориции было, если честно, все равно, кто там над ними в этот раз оказался, да и мало их осталось, слишком мало, чтобы продолжить разработку так сильно необходимой мне меди. Мы договорились с князем, что встретимся в замке, когда я буду возвращаться из Люцерны, надеюсь с нанятыми пехотинцами.
В Генуе наш небольшой отряд остановился на постоялом дворе, на котором хозяин не знал, как мне угодить, все-таки мы чаще всего вставали или лагерем перед городами, или же останавливались у правителей в замках, чаще всего способных вместить мою небольшую армию, за исключением местных палаццо, которые в большинстве своем не были рассчитаны на такое количество всадников. Расположившись в комнатах, а мы заняли половину этажа, спустились вниз в трапезную, чтобы пообедать. Со мной остались самые, можно сказать, «продвинутые» дружинники, которые, в общем-то, довольно быстро осваивались в Европе и не дичились некоторых довольно странных на взгляд русичей обычаев. Фьорованти и да Винчи поехали с Холмским, чтобы при удачном стечении обстоятельств заняться укреплением замка. В ожидании заказанного ужина, я негромко переговаривался с Милославским, который уверенно начал занимать место не просто рынды, но и, в какой-то мере, советника.
— Господь наш всемогущий, неужели свершилось чудо, и я взаправду вижу здесь единоверцев? — негромкий женский голос заставил меня обернуться к говорившей. Прямо за моей спиной стояла высокая брюнетка. Черты лица, едва уловимый акцент, все выдавало в ней гречанку. — Я слышала от хозяина этой таверны, что сюда к нам приехал самый настоящий русский князь, но поверить в такое невероятное стечение обстоятельств очень трудно. Скажите мне, действительно ли вы и есть тот самый князь? — она смотрела прямо на меня, и я, в который раз, про себя удивился насчет того, что здесь все встреченные нами люди безошибочно определяют во мне Великого князя, хотя вон, тот же Милославский и одет лучше, богаче так точно, а князь Холмский, которого сейчас рядом не было, обладал истинно княжеской статью. Но все определяли князя именно во мне, хотя никто не мог объяснить почему.
Тем не менее, я поднялся со скамьи, на которой сидел, хотя вполне мог этого не делать — в обычаях русичей не было заведено такого правила. Но женщина передо мной стояла явно непростая, и встать, чтобы поздороваться и представиться, означало проявить определенную вежливость.
— Великий князь Московский и Тверской Иван Рюрик, — я склонил голову, обозначая поклон, краем глаза отмечая, как развернулся на своем месте Волков, положив руку на рукоять кинжала, а охрана женщины топталась неподалеку и находилась в замешательстве. Особенно доставляло, что охрана была вся сплошь в цветах папских наемников.
— Шарлотта де Лузиньян, Королева Иерусалима, Кипра