Богдан Сушинский - Французский поход
— Я ведь сказала, что на рассвете мы часок-другой отдохнем у лесника, — глухо ответила Ольгица.
— Мне бы ваше провидчество, графиня… Кстати, почему вы так уверены, что мы неминуемо станем отдыхать на этом хуторе? Стоит мне приказать, и мы проедем мимо него. Никакие архангелы не заставят меня свернуть к хутору.
— Свой вопрос вы задали только потому, что намерены были свернуть к дому лесника. Причем сделать это вопреки воле спутников.
— Вам и такое открылось?
— Разве для этого нужно быть пророчицей? — снова вмешалась Власта. Она вдруг вспомнила о Гяуре. Все, что им только что пришлось пережить, заставило девушку подумать о князе с такой душевной теплотой, словно это его ангел-хранитель спас их всех от неминуемой гибели.
Но воспоминание о Гяуре не могло не привести и к воспоминанию о том, что напротив нее сидит соперница. Власта слишком долго и настойчиво пыталась забыть об этом, чтобы действительно… забыть.
— Вам — необязательно. Любое пророчество вам только вредит. И вообще, что вам не дает покоя? Тень казненного мною монаха? Да бог с ним. Он так спешил на исповедь к Господу, что было бы страшным грехом не указать ему, заблудшему, кратчайший путь к златым вратам рая. Что же касается князя Гяура, — коротко хохотнула она, — ревновать меня к нему тоже не стоит. Он давно ваш. Ваш, ваш. Разве пани Ольгица еще не напророчила вам судьбу жены князя Одара?
Власта собиралась что-то ответить, но Ольгица сжала своими крепкими костлявыми пальцами ее запястье и почти тотчас же открыла дверцу. В следующее мгновение возле нее появился Кара-Батыр.
— Графиня де Ляфер, — негромко проговорил он, — там, впереди, опять какие-то люди. Их двое. Всадники.
— Ну и что? Вас тоже двое. Уберите их. Или без меня не справитесь?
— Я всего лишь хотел предупредить, — тяжело дышал татарин. Чувствовалось, что он только что примчался.
— Они прибыли с хутора, — заметила Ольгица. — Ждут нас, только уже в виде пленниц.
— Ах, в виде пленниц?! — мгновенно отреагировала графиня, которую это сообщение словно бы вырвало из полудремы. — Что, Кара-Батыр, вам действительно нужна моя помощь, чтобы достойно принять почести этих бродяг?
— Аллах всемогущ, графиня-улан, — мгновенно выпрямился в седле татарин. — «Почести, — коротко, зло рассмеялся он. — Принять почести»! — Он понимал и ценил шутки своей божественной графини. Разве кто-нибудь другой в этом мире смог бы с такой проницательностью ценить мудрость ее величественных шуток?
Он все еще смеялся, когда один из тех двоих, что встречали их, не сумев разобраться в темноте, с каким кортежем движется карета, крикнул:
— Ну, что, нехристи-монахи, графиня в наших руках! — голос был пьяный и нахраписто-наглый. Голос человека, для которого давно не существовало страха ни перед церковью, ни перед святыми отцами, ни перед властями, ни перед самим Богом.
— В наших, конечно! — ответил поручик Кржижевский. — Далеко ли до хутора? Кажется, мы сбились с дороги!
— Не сбились! Сейчас нужно будет свернуть вправо! Сворачивайте сразу же за поляной! Мы доведем!
— Эй, а кто эти люди? — вдруг забеспокоился другой встречавший. — Не монахи это! Кто вы такие?!
Он уже был у кареты. Это-то и заставило графиню де Ляфер подхватиться. Открыв дверцу, она ступила на подножку и, крикнув кучеру: «Останови!», выстрелила. Раненый конь вздыбился и, развернув всадника спиной к графине и стоявшему рядом поручику, осел на задние ноги. Воспользовавшись этим, Кржижевский бросился к всаднику, и в сиянии выглянувшей в разломе черно-синих туч луны едва сверкнуло лезвие сабли.
— Это не они! — невесть кому прокричал другой всадник, которого графиня узнала по пьяному, нахрапистому голосу.
— Это не они! Измена! — кричал он, очевидно, только для того, чтобы заглушить в себе страх. — Где эта сатанистка-француженка?!
Разъяренный и пьяный, он упустил те несколько секунд, которых вполне хватило бы, чтобы обратиться в бегство, но которых оказалось достаточно, чтобы Кара-Батыр заарканил его и буквально выдернул из седла.
— Это вам так не терпелось увидеть «сатанистку»? — склонилась над лежащим на земле пленником Диана де Ляфер, незаметно для всех оказавшись на его коне. — Так вот же она — перед вами. Она предстает перед каждым, кто этого возжелает. Поручик, Кара-Батыр, связать его! Кучер — помочь им! И сюда его, к седлу «сатанистки»!
19
Бросившегося им навстречу пса татарин свалил двумя стрелами, и вход во двор лесника оказался свободным. Дверь была незапертой, горелка еще коптила, а весь стол был заставлен чашами для вина и всевозможными объедками.
— Вот здесь они и пировали, перед тем как двинуться нам навстречу, — язвительно проговорила графиня, подбоченясь. Сейчас она вела себя, как командующий армией, ворвавшейся в цитадель врага. — Где этот наш сатанистоненавистник? Приволоките-ка его сюда.
Стоять на ногах пленник уже не мог. Почти половину расстояния, отделяющего место схватки от дома лесника, графиня протащила его за конем, и теперь на него страшно было смотреть. Когда кучер и татарин втащили пленника в дом, Диана увидела у своих ног жуткое месиво из грязи, крови и лохмотьев.
— Будешь отвечать сразу или же предпочитаешь пройти через пытки? — устало спросила его графиня, опустившись на стул и отпивая из чаши, которую поднес ей поручик, уже успевший выяснить, что в бочке все еще остается немало вина.
— Сразу, — едва слышно пробормотал тот, кто еще несколько минут назад громыхал своим голосом так, что слышно было за версту. — Н-не надо никаких пыток.
— Я ведь только спросила, — мягко заметила графиня-воительница. — Ты хозяин этой разбойничьей хижины?
— Хозяина, очевидно, убили. Вы убили, там, на дороге.
— Жаль, без хозяина как-то неуютно. Получается, что без приглашения. А пребывал он в этой берлоге один?
— Один.
— Но если лесник погиб, последовав вслед за монахами, тогда кто же вы? Представьтесь же наконец.
В ответ пленник промычал нечто нечленораздельное. Диана повторила свой вопрос чуть строже, но и после этого ответа не последовало.
— Вы же сами согласились отвечать без пыток, — удивилась графиня. — Кстати, кто-то сбежал с места схватки. Странно, что не вернулся сюда. Неужели страх погнал его к монастырю?
Подчиняясь ее повелительному взгляду, татарин приподнял голову пленника за волосы и поднес к его подбородку зажженный от горелки факел. Пленник зарычал от боли. Татарин повторил свой эксперимент еще и еще раз.
— Нет! Нет, я скажу! — теперь крик разбойника снова напомнил графине рычание раненого тура. — Я все скажу, пощадите!
