Жан-Франсуа Намьяс - Дитя Всех святых. Перстень с волком
Жан с жадным вниманием слушал рассказы об этих запретных местах и ритуалах, которые его собеседнику доводилось исполнять.
— У Высокочтимого Дома четыре угла. Первый угол из черного камня. Правоверный отступает от него, пятясь задом, чтобы миновать как можно быстрее. Следующий угол, который встречается на его пути, — это иракский угол, он обращен на север, затем — сирийский угол, он обращен на запад, потом — йеменский угол, обращенный на юг. Таким образом, паломник возвращается к черному камню, который обращен на восток.
От Хаджи Жан узнал, что город, возле которого они живут, называется Хама, а река, его орошающая, — Оронт. Порт же, в котором они высадились, носит имя Латакия.
Правителем Хамы был знатный человек по имени Абдул Феда, внук другого Абдула Феды, умершего почти полвека назад. Высокая кирпичная башня с остроконечной крышей, которую они видели в день приезда, была его мавзолеем.
Первый Абдул Феда, самый ученый человек своего времени, носил титул «владыки географов» за свои обширные познания в этой области. В своем дворце он собрал столь богатую библиотеку, что ученые из Дамаска и даже Багдада приезжали работать в ней.
Его сын, Омар Феда, тоже был весьма образованным человеком, но внук, Абдул Феда, почти сравнялся в учености с дедом, в честь которого получил имя. Географ, историк, философ, математик, он имеет особую страсть — шахматы. И он в этом искусстве так силен, что никто, как он утверждает, не обыграл его с тех пор, как ему исполнилось тринадцать лет. Вот почему его прозвали «властелином шахмат».
Хаджи тоже увлекался игрой в шахматы и захотел сделать Жана своим партнером. Жан был знаком лишь с начатками этой игры, но вскоре стал в ней так силен, что выигрывал у своего хозяина все партии подряд.
За доской они разговаривали. Оценив ироничный склад ума своего собеседника, Хаджи отказался от мысли убедить его в превосходстве своей религии, но не переставал расспрашивать его буквально обо всем, не уставая выслушивать рассказы о разных городах, обычаях и нравах христиан.
В это время Франсуа тоже вел жизнь спокойную и размеренную. Поскольку Хаджи, слишком занятому разговорами с Жаном, стало некогда продавать на рынке выращенные им продукты, он решил взять это на себя, а старый слуга стал ходить на реку с мулом. Теперь каждый день Франсуа спускался с Богиней на главную площадь Хамы и сбывал свою продукцию раньше всех других торговцев — может быть, потому, что этот красивый, молчаливый, приветливый человек, так отличающийся от других, вызывал удивление и умел нравиться.
В конце концов, Хаджи стал испытывать благодарность к Франсуа и позволил ему разделить с Жаном комнату для гостей. И, впервые принимая Франсуа за своим столом, Хаджи в витиеватой форме выразил свое отношение к покупке в Латакии лошади и двух братьев в придачу.
— Я хотел сорвать плод, но плод не пожелал отделиться от ветки, тогда я вздумал сорвать ветку, но ветка не стала отделяться от ствола. И я взял дерево целиком и могу сказать, что это Аллах меня вразумил, ибо теперь ветка приносит много плодов, а ствол дерева — много веток.
***
Так Франсуа и Жан прожили у Хаджи полтора года. После того памятного припадка на Сретение 1381 года Жан чувствовал себя хорошо. Он научился бегло говорить по-арабски и весьма преуспел в шахматном искусстве. Франсуа тоже приспособился к новой жизни. Время от времени он еще задумывался о побеге, но не слишком серьезно. И в самом деле, во Франции у него не осталось особенных дел. К тому же не хотелось покидать Жана, который вполне освоился на новом месте и бежать вовсе не собирался.
23 июля 1382 года, ближе к вечеру, в городе, в его больших домах с остроконечными крышами, возникло какое-то волнение. Караван, состоявший из несметного количества верблюдов, с трудом передвигался по узким улочкам. Это правитель соседнего Хомса прибыл с визитом к правителю Хамы. Но по пути он пожелал заехать к Хаджи и поприветствовать его.
Властитель Хомса увидел его на пороге дома, играющим в шахматы с Жаном. При виде правителя Хаджи пожелал было упасть ниц к его ногам, но тот не позволил этого сделать и сам склонился перед святым человеком.
Правитель Хомса был красивым молодым человеком лет тридцати, со смуглой кожей и черными волосами. Он указал на Жана:
— Кто он, Хаджи?
— Господин, это христианский священник, я купил его в Латакии.
— Ты играешь в шахматы со своим рабом?
— Этот раб — самый удивительный человек из всех, кого мне когда-либо доводилось встречать.
— Хаджи, если ты говоришь правду, я куплю его у тебя.
Правитель Хомса отдал приказ. Его солдаты велели верблюдам опуститься на колени, и бесчисленная свита спустилась на землю. Затем правитель занял место Хаджи и начал партию в шахматы с Жаном.
Длилась она недолго. Правитель Хомса, оставленный позади с самого начала и терявший важные фигуры одну за другой, предпочел сдаться, чтобы избежать унизительного поражения. Он поднялся, вконец очарованный.
— Это великолепно! Я подарю его правителю. Никакой подарок не доставит ему большего удовольствия. Продай его мне.
— Я не осмеливаюсь отказать тебе, господин, только ты должен соблюсти одно условие: тебе придется взять дерево целиком. Я хотел сорвать один лишь плод, а пришлось забирать и ветку, и ствол.
Правитель Хомса удивленно огляделся по сторонам:
— Ну что ж… А где же ветка и ствол?
Заметив издали Франсуа, который возвращался вместе с Богиней с рынка, Хаджи улыбнулся:
— Вот они.
Правитель Хомса взглянул на белое пятно, которое представляли собой человек и его лошадь. Это зрелище ослепило его. Он вскричал:
— Белый всадник!
Хаджи бросил на него удивленный взгляд.
Правитель хлопнул в ладоши.
— Сейчас поймешь. Приведите фигуры!
Солдаты подбежали к каравану и тут же вернулись, толкая впереди себя довольно необычную компанию из шестнадцати очень странно одетых человек. Восемь из них были стариками, седыми и белобородыми. Они были облачены во все белое, а на поясе у каждого висела кривая турецкая сабля из выкрашенного белой краской дерева. Восемь других были неграми, носили такую же одежду, только черного цвета, и такими же черными были деревянные сабли.
Правитель Хомса объяснил:
— Я хочу подарить Абдулу Феде шахматы в натуральную величину, где фигуры и пешки представляются живыми людьми. Клянусь, никто никогда не видел ничего подобного!
Подошел Жан. Казалось, он восхищен.
— А где остальные? Слоны? Ладьи?
— Вот те, что вы зовете слонами. Мы называем их воинами.
По его приказу привели еще двух седых стариков и двух чернокожих. Их одежда была украшена более богато, и на головах у них красовались тюрбаны, соответственно белые и черные, увенчанные золотыми полумесяцами. Лиц их не было видно. Одежды прямого покроя ниспадали до самой земли, на головах были надеты шлемы франкских рыцарей, древние шлемы, цилиндрические, с крестообразными прорезями. Было совершенно очевидно, что их взяли у убитых в сражении крестоносцев.
