Алла Гореликова - Серебряный волк
Память людей коротка, но я — я не забуду никогда, Карел. Я не знаю, что еще тебе предстоит, — теперь я вижу, нельзя полагаться на легенды, — но и того, что пережил ты в эти две ночи и два дня, хватило бы иному, чтобы сломаться.
Правда, тебе повезло на друзей.
2. Друзья— Во всей этой истории есть, по крайней мере, одна хорошая сторона, — говорит Карел. Похоже, после отвратительной ночной попойки и дня бешеной скачки ему и впрямь стало легче. Они ведут уставших коней в поводу, сапоги шуршат в ворохах кленовых листьев, глашатай смолк, и на Корварену опустилась тишина. На улицах ни души — хотя какой чудный денек! Впрочем, улица Яблонь всегда пустынна, а переулок Веселого Ваганта оживает разве что после лекций.
— То, что тебе удалось напиться до свинского состояния и даже побуянить? Да, это достижение!
— А то! Но я о другом. Мне не придется жениться.
— Ну да, — Лека усмехается, — ты ж помолвлен… я все забываю спросить — кто невеста?
— А, какая-то кукла из ханджарских принцесс.
— Ясно…
— Что тебе ясно? — не слишком дружелюбно интересуется Карел.
— Сначала император выдает за тебя дочку, потом приходит на помощь зятю. — Лека передергивает плечами. — В итоге Таргала возвращается в материнское лоно Великой Хандиарской империи.
— А ты соображаешь, друг мой Лека, — тянет Карел.
— Пришло время откровенности, Карел. И боюсь, у тебя будет причина обидеться: ведь мы знакомы уже два месяца, а ты не знаешь обо мне правды.
— Ну и?
— Моя мать — Марго, твоя сестра.
— Свет Господень! — Карел останавливается. — А отец?
— Андрий, — пожимает плечами Лека. — А ты что подумал?
— Да так, извини. Я, наверное… постой! Так, значит, ты шпионишь для Двенадцати Земель?
— Где ты видел шпионящего принца, Карел?! Я учусь. Правда, матушка чересчур высокого мнения о корваренском Университете… но зато мне понравилась Корварена.
— А ты? Честно говоря, на телохранителя ты непохож.
— А на друга?
— Он мой побратим! — Принц Валерий смотрит на Карела и передергивает плечами. — Понял?
— А почему вы тайно здесь? Если не шпионите? Лека… Валерий, ты ведь мог приехать официально, тебя бы приняли с почетом…
— Последний разговор с отцом не излечил тебя от наивности? Карел, я здесь тайно, потому что мой отец знает, чего можно ждать от моего деда. Так что — нет здесь никакого Валерия. Я — Лека. А это — Серега, мой брат. И то, что ты теперь знаешь обо мне… я тебя как друга прошу, Карел, пусть это останется тайной.
— Прежде всего — от короля Анри Грозного? Ладно. Нужна тебе моя клятва?
— Карел, ну что ты несешь! Я тебе верю и без клятв. А что до сих пор не говорил… ну извини. Я не тебя боялся.
— Понимаю. Знаешь, Лека, я буду звать тебя братом. Племянник — это как-то, знаешь… не то.
— Ладно… — Лека улыбается. — По рукам. Пойдем, Карел.
— Лека, брат… ты уверен, что твоя хозяйка захочет видеть меня в своем доме?
— На что ты хочешь поспорить?
— Боже мой, ни на что! Просто я… видно, я и в самом деле трус.
— От этого есть хорошее средство, братец. Давай-ка сходим сегодня к маэстро! Два часа работы шпагой — и ты вспомнишь правду о себе.
— Он меня не примет.
— Посмотрим.
Карел поправляет капюшон плаща. Хмыкает. Произносит, усмехаясь:
— Наша контрразведка никуда не годится.
— О чем ты говоришь, Карел?! У вас вообще нет контрразведки. Ваш Департамент Контроля вот уж пять лет как в полном составе работает на императорскую Когорту Незаметных.
3. Мадам, герольд и маэстро— Мадам Урсула, добрый день! У нас гость — надеюсь, не будете против?
— Ну что ты, Лека, я всегда рада вашим… — Тут Карел скидывает капюшон и делает шаг вперед. Глаза мадам Урсулы расширяются: она узнала, и она уже слышала королевский указ. Мадам Урсула выпрямляется, становясь еще больше обычного похожей на норовистую лошадь, и заявляет с внезапной твердостью:
— Разумеется, я не буду против! Можете гостить в этом доме столько, сколько пожелаете, молодой человек! Я велю приготовить вам комнату. Полагаю, вы предпочтете второй этаж, рядом с друзьями?
— Да, благодарю вас, — только и успевает сказать Карел.
— Не стоит благодарности, — категорически произносит мадам Урсула. — Прошу к столу. Вы пришли удачно: обед как раз готов.
Со скудным обедом разделываемся быстро и молча. Карел пребывает не то в глубокой задумчивости, не то попросту в оторопи, говорливая мадам Урсула тоже не раскрывает рта — по всей видимости, прекрасно понимая состояние гостя.
И только на улице Яблонь, привычно потянувшись к берету и опустив руку, Карел выдавливает:
— Я боюсь идти во дворец. Я… Боже мой, я так хочу поговорить с матушкой, но… отец прав, я трус. Я боюсь встретить его.
— Тогда давай начнем визиты с маэстро, — говорит Лека. И мы возвращаемся на Веселого Ваганта, к университетской калитке, к привычной повседневной дороге.
«Объявляется лишенным чести и имени, герба и положения», — несет ветер вместе с кленовыми листьями. На площади перед Университетом, окруженный вагантами, герольд читает указ.
— Идем мимо, — цедит сквозь зубы Лека.
— Ну уж нет, — возражает вдруг Карел. — Я, Нечистый меня задери, хочу это послушать!
— Он уже заканчивает. А мы опаздываем.
— Ничего! — Карел зло усмехается и твердым шагом подходит к побледневшему герольду.
— Добрый день, сэр Эдгар. Не откажите в любезности, повторите для меня с самого начала.
— Я… да, конечно… — Герольд покрывается малиновыми пятнами. — Но я…
— Это ваш долг, не правда ли? — мягко подсказывает Карел.
— Да, р-разумеется… с-сейчас, мой… сейчас. Да. — Герольд трясущимися руками расправляет пергамент с указом. — «Сим утверждается… по слову короля и воле его… да будет нерушимо в веках. Карел, сын мой и наследный принц, лишается отныне прав на наследие мое, на имя мое и герб мой… и объявляется лишенным чести и имени, герба и положения… ибо недостоин сей высокой доли… по трусости своей и м-малодушию… и не желаю от сего дня ни видеть его, ни слышать о нем. Анри, король Таргалы».
— Благодарю вас, сэр Эдгар.
— Не за… т-то есть всегда к вашим… простите…
Кто-то позади герольда издевательски хохочет. Бог весть, кому предназначается этот смех… но Карел не опускает взгляда. Он кивает герольду, поворачивается и, расправляя плечи, идет к фехтовальному залу. Лека, криво улыбаясь, печатает шаг локоть к локтю с ним. И я вдруг понимаю — и это странно, — что готов отдать жизнь за любого из них. Маэстро встречает нас у входа в зал. Хмур он больше обычного — и, кажется, малость пьян.
— Гадал, придешь ли, — кивает он Карелу. — Уважаю. Между прочим, ка мне вчера адин хмырь падкатился. Велел тебе передать, если придешь, что в Ханджее тебя примут с пачетом и ат абещания насчет Ирулы не атказываются.