Мишель Зевако - Трибуле
XII. Королевская дочь
Камеристки опустились на колени вокруг Жилет, заканчивая разглаживать складки на ее белом бархатном платье.
Франциск в своем роскошном костюме, о котором нам дает представление портрет Тициана, с золотой цепью на шее, ожидал, когда будет готова Жилет.
Он взволнованно рассматривал девушку, и во взгляде его загоралось какое-то странное пламя, а на чувственных, презрительно искривленных губах появлялась расплывчатая улыбка.
– Поднимите чуть повыше кружева чепчика, – приказал он. – Так… Хорошо… Жемчужное ожерелье опустить чуть ниже… Хорошо… Теперь всё в порядке.
Жилет была готова. Король махнул рукой; камеристки и придворные дамы исчезли.
– Сир! – смутилась девушка. Увидев, что осталась наедине с королем, она побледнела.
– Дитя мое, – проговорил король, не двигаясь с места, – неужели вы все еще боитесь меня? Разве мое высочайшее положение не заслуживает уважения? Разве не является отцовским? Разве не можете вы навсегда забыть ту ночь, когда я в безумии мог…Ах! Я же не знал тогда, кто вы!
– Сир! Ваша доброта меня тронула, – сказала Жилет сдержанно. – Но я почувствую себя полностью спокойной только тогда, когда вы отведете меня к моему отцу…
– Тот, кого вы называете своим отцом, не имеет никакого права на это родство, – жестко отрезал Франциск.
– Опять эти ужасные слова! Я хорошо знаю, сир, что добрый месье Флёриаль не отец мне… Но он тысячу раз заслужил, чтобы я его так называла… Это он спас меня от нищеты…Он любит меня всем своим ласковым сердцем! О, если бы вы знали его, сир!
– Жилет! – порывисто сказал король. – Мне надо наконец-то рассказать вам про одну вещь, которой вы пока не знаете… Ваш отец… ваш настоящий отец… нашелся.
Жилет даже не вскрикнула, не шевельнулась.
Она отвечала всё с той же простотой, о которую разбивались все королевские угрозы и просьбы, с тех пор как она оказалась запертой в Лувре:
– Сир, если мой настоящий отец нашелся, то самое лучшее для него – никогда со мной не встречаться… Я никогда не смогу привязаться к мужчине, который…
– Молчите, Жилет! – прервал ее Франциск. – Не произносите слов, которые нельзя будет вернуть. Они ведь могут ранить сердце вашего отца… Он ведь находится перед вами.
– Вы, сир!
В этом восклицании слышалось такое сильное удивление, ужас, отвращение, то есть те чувства, от которых не стоило ожидать какой-либо мягкости, что король обескураженно закончил:
– Я, Жилет. Что же вы не испытываете радости при виде своего отца?
– Сир! – дрожащим голосом произнесла Жилет. – Простите меня! Я привыкла мыслить свободно; мне невозможно симулировать чувства, чуждые моему сердцу…
– Вы жестоки, Жилет. Как, я сообщил вам, что являюсь вашим отцом, а вы даже руку мне не протянете!
Жилет отступила на два шага и упрямо покачала головой.
– Сир, верните мне моего отца! – сказала девушка.
– Вашего отца, несчастный ребенок!
Король сжал кулаки. Он натолкнулся на такую силу воли, какой не ожидал встретить в этой юной девушке. Он испытывал безграничное удивление ее холодностью, индифферентностью, с какой она приняла его признание… И он сказал:
– Если нет нежности, то должна появиться гордость быть королевской дочерью…
– Гордость! Ах, сир… гордиться тем, что моя мать была, несомненно, несчастной женщиной, которой королевский каприз разбил жизнь!.. Гордиться тем, что я дочь случая… Дочь короля… дочь деревенского мужлана… – то или другое может быть истиной! Гордиться тем, что мой родитель не может признаться в своем отцовстве перед всеми, что он вынужден скрывать настоящий титул своей дочери! Сир, я бедная девушка… Я страдаю в вашем Лувре! Позвольте мне уйти отсюда…
Слова эти раскрыли королю тайные помыслы юной девушки. Он понял, что она долго размышляла над своим положением потерянного ребенка… Столь неожиданное поведение девушки ни в малой степени не соответствовало ожиданиям короля. И титул, которым он надеялся привлечь Жаклин, был отвергнут.
– Значит, вот как, – пробормотал он, приближаясь, – вот как вы восприняли секрет, который я вам открыл!
– Сир! – воскликнула Жилет. – Ваше Величество никогда не забудет, надеюсь, что он дал мне слово короля и дворянина не приближаться ко мне иначе как по моему желанию!
Король остановился. Надо прямо сказать, что в эту минуту он не испытывал чувства унижения. Наоборот, скорее мысли его были порочными. А может ли Франциск позабыть свое отцовство!
Он горько усмехнулся.
– Не будем больше говорить об этом… – бросил он холодно.
– Сир! – все так же настойчиво повторила она. – Когда вы отправите меня к отцу? Когда я смогу его увидеть?
– Отправить вас к нему? Никогда! Увидеть его? Да хоть сейчас!
И такая угроза зазвучала в его последних словах, что Жилет вздрогнула…
А король уже повернулся, надел свою шляпку с белым пером и позвонил в колокольчик. Появились придворные дамы. Тогда Франциск приблизился к девушке:
– Вашу руку, герцогиня. Я поведу вас в зал празднеств…
Дрожащие пальчики Жилет слегка коснулись руки Франциска…
Пара двинулась вперед. Двери зала распахнулись.
Обрывки мелодий, шушуканий, смеха долетали до слуха сильно побледневшей Жилет…
XIII. Ночь грез
Огромный зал сверкал, искрился огнями шестисот восковых свечей. Оркестры из виол, скрипок, мандолин и гобоев задавали такт парам, которые держались за руки, кружились и склонялись в изысканных реверансах.
Шумная толпа придворных господ и дам медленно кружилась по залу, и в этой сверкающей толпе, утомленной ароматами и музыкой, отливающей яркими цветами шелков и бархата, Трибуле, то ухмыляющийся, то мрачный, с погремушкой в руках, переходил от одной группы гостей к другой…
В конце зала стояло кресло под балдахином: это было место короля.
По залу скучающей походкой прогуливался в окружении нескольких сеньоров еще молодой человек. Это был дофин Генрих.
Когда мимо него проходил офицер стражи, принц подозвал его:
– Месье Монтгомери…
– Монсеньор!
– Я прочитал сегодня утром, что Амадис Галльский[10] освоил такой удар пикой, который наверняка убивает человека… Меня уверили, что вы владеете похожим ударом.
– Если монсеньор прикажет, я предоставлю в его распоряжение свои ничтожные познания.
Будущий король Генрих II небрежным движением руки отпустил офицера.
Слева от королевского трона только что величественно расположилась красивая дама, она свысока окинула взглядом другую женщину, сидевшую недалеко от нее.
Это была Диана де Пуатье, официальная любовница дофина.
Дама, к которой был обращен взгляд Дианы, звалась Анна де Писселё, герцогиня д’Этамп, она была официальной любовницей короля.
