Робин Янг - Отважное сердце
— Молю Бога, чтобы эти ублюдки сдохли зимой от голода, — прорычал Генри Перси.
Хэмфри оглянулся на молодого человека, чье раскрасневшееся лицо виднелось над предличником шлема. Перси, которому король пожаловал Эйршир в самом начале оккупации, громче всех высказывался за то, чтобы настичь и покарать Роберта Брюса, возможно, еще и потому, что они с Клиффордом чувствовали свою вину за то, что позволили тому скрыться из Ирвина. Хэмфри помалкивал, не вступая в воинственные перепалки, которые обычно вспыхивали по вечерам у походного костра; он и без того слишком тяжело переживал смерть отца. Но, когда они въехали в разрушенный до основания портовый городок Эйр, мысли его переключились на бывшего друга.
Какое-то время после того, как стало известно о дезертирстве Роберта, Хэмфри еще надеялся, что эти слухи окажутся ложью, но после событий в Ирвине он уже больше не мог отрицать правду: человек, с которым он подружился и которому доверял, стал предателем. Он винил себя за то, что сразу не рассказал Роберту о Камне Судьбы, одной из четырех реликвий, названных в пророчестве. Не исключено, что тогда ему удалось бы убедить друга в необходимости захватить его, потому что теперь, оглядываясь назад, Хэмфри понимал, что кража и стала тем переломным моментом, который отвратил Роберта от их общего дела. Отчасти Хэмфри понимал его и даже сочувствовал ему. Камень, в конце концов, олицетворял собой право Роберта на трон, право, которого он лишился после того, как Камель Судьбы увезли в Вестминстер. Во время марша на север он укрепился во мнении, что Роберта следует захватить не только ради того, чтобы свершилось правосудие, но и чтобы он мог заглянуть ему в глаза и убедиться, что именно любовь к своему королевству, а не ненависть к их родине, заставила его стать предателем. Тогда, во всяком случае, он сможет заставить себя поверить в то, что не совершил роковой ошибки и не был слеп, когда ввел Роберта в их круг, а всего лишь проявил некоторую наивность. Но теперь, проезжая по пустынным улицам, вдоль которых тянулись остовы сожженных домов, Хэмфри понял, что надежда на это умерла. Человек, предавший город огню, хотел заставить их страдать при виде овец, забитых на рыночной площади и превратившихся в груду обугленных костей на погребальном костре. Он намеревался свести их с ума зрелищем бочек с пивом, расколотых пополам во дворе пивоварни, отчего земля превратилась в липкое месиво, в котором копошились полчища мух. Человек, который сделал это, не оставив им ни крошки продовольствия, хотел, чтобы все они умерли здесь.
Король недрогнувшим голосом приказал своим рыцарям обыскать более-менее сохранившиеся здания, но всем было ясно, что в городе не осталось никого, кто мог бы подсказать им, куда ушли Брюс со своими людьми. Англичанам не найти здесь ни правосудия, ни пропитания. Когда рыцари спешились и рассыпались среди развалин, Хэмфри устало слез с седла и достал мех с вином из седельной сумки. Кожа на лице обгорела и высохла, а вино обожгло потрескавшиеся губы. Облизнув их, он ощутил привкус крови.
— Милорд.
Хэмфри поднял голову и увидел, как сэр Роберт Клиффорд зовет к себе короля.
Рыцарь вышел из длинного бревенчатого дома, который выглядел почти неповрежденным.
— Вам лучше взглянуть на это самому, милорд. — Клиффорд, обычно хорошо владеющий собой, выглядел взбешенным.
Хэмфри последовал за королем, который оставил Байярда на попечение пажа и широким шагом направился к зданию. К ним присоединились Эймер и Генри. Пригнувшись под низкой притолокой, они вошли в голую приемную, и их подкованные сапоги гулко застучали по земляному полу. Один за другим они переступали порог главной спальни, через единственное окно которой внутрь проникал тусклый свет. Повсюду на полу, покрытом связками таволги, валялась опрокинутая и разбитая мебель. У дальней стены стояла кровать, полускрытая пологом.
Когда глаза Хэмфри привыкли к полумраку, он заметил то, что раньше всех увидел Клиффорд, а теперь видели и все они. На стене красной краской был намалеван грубый рисунок. Смысл его был предельно ясен — красный лев, вставший на задние лапы, возвышался над драконом, свернув тому шею огромной лапой.
Хэмфри почувствовал, как при виде картинки в нем поднимается ярость. Он перевел взгляд на короля, лицо которого исказилось в сумраке, но было видно, что на скулах у него заиграли желваки.
— Милорд, простите меня. Я выбрал не того человека. Я позволил змее оказаться среди нас.
Эдуард обернулся и взглянул на него.
— Мы оба сделали ошибку.
На лицах Эймера и Генри отразилась та же ярость, что охватила и короля.
Повернувшись спиной к грубому рисунку, король стянул с рук латные рукавицы.
— Преклоните колено, сэр Хэмфри, — решительно произнес он суровым тоном, — пришло время вам примерить отцовскую мантию.
Хэмфри понимал резоны короля провести торжественное действо именно здесь, в руинах, перед грубым рисунком, которым им нанесли страшное оскорбление. Одним мановением руки король возвысил его и связал незримой клятвой найти и покарать предателя. Неловко опустившись на одно колено, Хэмфри снял рукавицы. Вложив ладони в подставленные руки короля, он принес вассальную клятву от имени графств Эссекс и Херефорд, а также принял наследную должность констебля Англии, перешедшую к нему от отца. Когда его клятва была принята, он выпрямился и присягнул на верность своему королю и повелителю.
— Придет время, и мы отпразднуем это событие должным образом, — пообещал ему Эдуард. — А сейчас я намерен вернуться в Англию. Мы не можем идти дальше, не имея запасов продовольствия. Скотты серьезно ослаблены сокрушительным поражением, которое они потерпели под Фолкирком, и я еще вернусь, чтобы покарать предателей. Но до тех пор, сэр Хэмфри, я хочу, чтобы вы отправились со своими людьми на юг, в Аннандейл. Я хочу, чтобы вы до основания разрушили замок Лохмабен и сожгли все до единого поселения, через которые будете проходить. Я хочу, чтобы от этой крысиной норы не осталось и следа.
Хэмфри поклонился:
— Будет исполнено, Ваше величество.
Король и рыцари вышли на пропахший дымом пожаров воздух, оставив за спиной вставшего на дыбы льва Шотландии.
Три корабля скользили на север по темным водам Ла-Манша под беззвездным небом. Они несли на мачтах черные паруса, и только скрип дерева да ритмичные всплески весел выдавали их присутствие. Здесь были две боевые галеры, длинные и узкие, на борту которых находилось по восемьдесят гребцов. Третий представлял собой пузатый купеческий корабль, направляемый двумя веслами на корме. С верхушки мачты, высоко над палубой торговца, донесся троекратный свист.
