Понсон дю Террайль - Подвиги Рокамболя, или Драмы Парижа
– Ну хорошо, говори.
– Простите меня, ваше сиятельство, что я знаю некоторые подробности.
– Чего?
– Я служил шесть лет у покойного дона Хозе.
– Знаю.
– И мой бедный барин удостаивал меня своим доверием.
– Совершенно верю.
– Он даже…
– Делал тебя наперсником своим, не так ли?
– Иногда-с.
– Ну?
– Тогда-то я и узнал многое о доне Хозе, об его кузине сеньорите де Салландрера и…
– И о ком еще?
– И об вашем сиятельстве.
– Обо мне? – проговорил герцог, вздрогнув.
– Дон Хозе не очень любил сеньориту Концепчьону.
– А ты думаешь?
– Но ему хотелось жениться на ней из-за приданого и титулов.
– Понимаю.
– Но зато и сеньорита Концепчьона крепко ненавидела его.
При этих словах герцог де Шато-Мальи встрепенулся от радости.
– Отчего? – спросил он.
Цампа счел долгом проявить замешательство.
– Во-первых, – сказал он после минуты нерешимости, – она любила брата дона Хозе.
– Дона Педро?
– Да-с…
– А потом?
– Разлюбив дона Педро, она полюбила, может статься, другого.
Слова эти произвели в герцоге странное, неведомое волнение.
– Кто же этот… другой? – спросил он.
– Не знаю, но… может быть…
– Договаривай же! – сказал герцог нетерпеливо.
– Я не могу произнести имени, но могу рассказать вашему сиятельству некоторые обстоятельства…
– Рассказывай.
Герцог весь обратился в слух.
– Однажды вечером, полгода назад, – начал Цампа, – дон Хозе послал меня с письмом к герцогу де Салландрера. Его сиятельство сидел один с сеньоритой Концепчьоной в своем кабинете, дверь в прихожую была полуоткрыта, и я мог слышать следующий разговор.
– Милое дитя мое, – говорил герцог, – красота твоя ставит меня в чрезвычайное затруднение. Сейчас у меня была графиня Артова с предложением тебе от герцога де Шато-Мальи.
Эти слова задели мое любопытство, я посмотрел через дверь и увидел, что сеньорита очень покраснела. Она ничего не ответила, а герцог продолжал:
– Шато-Мальи обладают громким именем, большим состоянием, и мне было очень прискорбно отказать, но ты знаешь, что я не мог поступить иначе.
– Что же ответила сеньорита де Салландрера? – спросил тревожно герцог де Шато-Мальи.
– Ничего-с, только вздохнула и побледнела, как мертвец.
Герцог содрогнулся и посмотрел на Цампу.
– Берегись, – сказал он, – если ты лжешь…
– Никак нет-с. Месяц назад, когда я просил у сеньориты Концепчьоны рекомендательного письма к вашему сиятельству…
– А! Ты сам просил его?
Тонкая улыбка мелькнула на губах португальца.
– Я знал, что сеньорита не откажет мне, – сказал он, – и что ваше сиятельство уважит ее просьбу.
– Ты рассчитал очень верно. Ну, дальше?
– Когда я произнес ваше имя и сказал, что желаю поступить к вашему сиятельству в услужение, сеньорита очень покраснела, но не сказала ни слова и дала мне письмо.
– Ну, и что же?
– Я заключил из этого, что ваше сиятельство и есть этот самый…
– Замолчи! – отрывисто проговорил де Шато-Мальи.
– Позвольте мне сказать еще одно словечко.
– Что такое?
– Дон Хозе умер.
– Знаю.
– Сеньорита Концепчьона все еще не замужем.
– И это знаю.
– Она воротилась.
Герцог подпрыгнул на постели.
– Воротилась! – вскрикнул он. – Она воротилась?! Она воротилась?
– Вчера утром.
– И с герцогом?
– С герцогом и с герцогиней.
При этом известии мысли герцога как-то перепутались. Он поспешно вскочил и начал одеваться, как будто собирался ехать сейчас же.
* * *Но это лихорадочное нетерпение было непродолжительно, холодный рассудок одержал верх, и герцог де Шато-Мальи ограничился тем, что спокойно спросил Цампу:
– Каким образом узнал ты, что герцог де Салландрера воротился?
– Мне сказал вчера вечером его камердинер.
– А?..
– И я думал, что ваше сиятельство будете не прочь узнать эту новость.
– Хорошо, ступай! – отрывисто проговорил герцог. Цампа вышел безмолвно, а герцог де Шато-Мальи сел к бюро, облокотясь головою на руки, и задумался.
– Боже мой! – проговорил он наконец после минуты молчания. – Если Цампа сказал правду! Если… она… любит меня… Боже мой.
Герцог взялся за перо и дрожащею рукою написал следующее письмо герцогу де Салландрера:
«Герцог, теперь, вероятно, вы уже знаете через графиню Артову, как важно и необходимо для меня переговорить с вами. Узы близкого родства, связывающие нас, служат мне гарантией вашей благосклонности, и вы совершенно осчастливите меня, если позволите приехать к вам.
С истинным к вам почтением имею честь быть
Вашим покорным слугой. Герцог де Шато-Мальи».
Запечатав письмо, герцог позвонил.
– Цампа, – сказал он вошедшему слуге, – отнеси это письмо в отель де Салландрера и подожди там ответа.
– Слушаю-с, ваше сиятельство.
Цампа взял письмо и направился к двери.
– Возьми мой кабриолет или верховую лошадь, чтобы ехать скорее.
Цампа поклонился и вышел.
По утрам герцог постоянно ездил верхом, и во дворе его всегда стояла готовая оседланная лошадь.
– По приказанию барина, – сказал Цампа, взяв лошадь из рук конюха и проворно вскакивая в седло.
И Цампа помчался в Сюренскую улицу, где жил Рокамболь в своем рыжем парике. Цампа подал ему письмо, которое Рокамболь распечатал с своею обычной ловкостью и прочитал. Затем Цампа рассказал ему свой недавний разговор с барином.
– Что прикажете делать? – спросил он.
– Исполнять в точности мои вчерашние приказания.
– Это письмо ничего в них не изменяет?
– Решительно ничего. Только… Рокамболь как будто обдумывал что-то.
– Тебе известно, – спросил он, – куда герцог положил рукопись своего родственника?
– Он спрятал ее в шкатулку сандалового дерева, где лежат также различные бумаги, акции, банковые билеты.
– Где стоит эта шкатулка?
– На письменном столе, в кабинете.
– Хорошо. Рокамболь задумался.
– Шкатулка всегда стоит там? – спросил он.
– Нет. Герцог прячет иногда ее в бюро. Но сегодня она на письменном столе, и герцог слишком взволнован, чтобы заниматься ею.
– Есть у тебя второй ключ к этой шкатулке?
– Еще бы!
– Отлично!
– Что прикажете делать?
– Во-первых, отнести это письмо и пасть к стопам сеньориты Концепчьоны, ты знаешь, зачем.
– Хорошо. А потом?
– Потом принеси мне ответ герцога де Салландрера к Шато-Мальи. Ступай.
Цампа ушел от Рокамболя и помчался, как стрела, в отель де Салландрера. Ему сказали, что герцог еще не просыпался, и он попросил лакея доложить сеньорите Концепчьоне, что он желает ее видеть.
Концепчьона плохо спала ночь и встала с рассветом.
