Любовь Воронкова - Сын Зевса. В глуби веков
Писал по приказу царя походный дневник и Аристобул, кормчий царского корабля. И если Неарх старался держаться только фактов, только виденного своими глазами, Аристобул, увлеченный рассказами туземных переводчиков, нередко давал волю домыслам и фантазиям…
За эти два дня подтянулось и остальное войско. Александр собирал свои военные силы: он получил известия, что по ту сторону устья реки Акесина, впадающего в Гидасп, их ждут опасные воинственные индийские племена маллов и оксидраков. Они уже стоят на берегу с оружием в руках, готовые встретить македонян.
— Они не знают, против кого подняли оружие, — сказал Александр. И зловеще добавил: — Они скоро это узнают.
Маллы ждали нападения с берегов Гидаспа. Только отсюда могут напасть македоняне, потому что за спиной у маллов — пустыня, через которую нет дорог, и Александр не поведет войско через пустыню.
Александр нагрянул именно оттуда, откуда его не ждали. Он провел свое войско через пустыню, вышел прямо к главному городу маллов Агалассе и сразу окружил его. Маллы защищали свою крепость с мужеством, доходящим до отчаяния. Но не смогли защитить, и все погибли.
Теперь больше никто не вставал на пути Александра. Но он не мог уйти, не утолив свою ярость. Македонское войско раскинулось по стране, как губительный пожар. Македоняне гнали маллов, разрушали их города, переходили бурные реки, преследуя их…
Маллы тясячами погибали в битвах, бежали в леса, скрывались в болотах. Ужас шел по индийской земле, и города уже сдавались без боя и открывали ворота, едва македоняне появлялись у их стен.
Александр преследовал маллов в каком-то неистовом безумии.
— Они будут помнить, как поднимать на меня меч!
Он неудержимо бросался в битву, не сознавая опасности; ему ни разу не пришло в голову, что он и сам смертен. И вот случилось так, что из одной осаждаемой крепости Александра вынесли на его собственном щите.
Эта крепость не сдавалась. Александр кричал, приказывая немедленно штурмовать ее.
Македоняне тащили лестницы, приставляли к стенам. Но Александру казалось, что они делают это слишком медленно. Раздраженный этим, он сам схватил лестницу, приставил ее к стене и, не оглянувшись, следуют ли за ним воины, полез наверх. Увидев это, Певкест, щитоносец, бросился следом за царем. За Певкестом поспешил телохранитель Леоннат. Рядом, по другой лестнице, карабкался воин Абрей — вот и вся свита, которая оказалась с Александром.
Добравшись до верха стены, Александр уперся щитом в зубцы и сразу начал битву с защитниками крепости, стоявшими на стене. Царь стоял против врагов один и был виден всему своему войску и всему войску маллов. Дротики и стрелы устремились на него со всех стен, со всех башен. Щитоносцы и телохранители царя, его этеры, в ужасе карабкались по лестницам, торопясь на помощь царю. Но они торопились, толкались, хотели влезть все сразу, и лестницы то одна, то другая рушились под ними.
Александр отбивался один. Увидев, что внутри крепости под стеной лежит горбом высокая насыпь, в азарте битвы он спрыгнул на нее прямо в гущу врагов. Став спиной к стене, он продолжал сражаться. Меч его был так смертоносен, что маллы не решались подойти близко. Они окружили его толпой и били в него дротиками, копьями, стрелами — всем, что было в руках. Царь отражал удары, увертывался и снова бил мечом… Дротики скользили по его щиту и по сверкающему панцирю, не принося вреда.
Но вот ударила чья-то тяжелая меткая стрела, пробила панцирь и закачалась, вонзившись в грудь.
В эту острую минуту к нему со стены спрыгнул Певкест. И следом за ним — телохранитель Леоннат. Появился было и Абрей, но его тут же сбила стрела.
Певкест и Леоннат тотчас заслонили своими щитами раненого царя. Маллы с новым ожесточением напали на них.
Александр со стрелой в груди еще отбивался. Но скоро в глазах у него потемнело. И он упал тут же, где стоял, на свой щит…
Певкест и Леоннат сражались, насколько хватало их сил и умения, защищая царя. Стрелы гудели вокруг, ударяясь в щиты, в стены над их головой. Царь, истекая кровью, умирал.
Македоняне кричали и бесновались по ту сторону стены. Но чем больше спешили, стараясь взобраться на стены, тем хуже ладилось дело. Наконец, взбираясь и по лестницам, и по крюкам, вбитым в стену, и становясь друг другу на плечи, они начали массой валиться со стен внутрь крепости. Увидев, что царь лежит неподвижный и окровавленный, они подняли крик и плач и с яростью бросились на маллов. Они стали тесной стеной вокруг царя, закрывая его щитами. Маллы сгрудились около них. Началась битва насмерть.
Тем временем македоняне, оставшиеся снаружи, били бревном в ворота крепости. Ворота долго держались. И когда маллы внутри крепости уже начали теснить македонян, ворота рухнули и вместе с ними рухнула часть стены. Македонские отряды лавиной ворвались в крепость. Маллы были разбиты.
Царя вынесли из крепости без сознания, распростертого на щите. Александр был жив. Он пришел в себя, открыл глаза, увидел стрелу, торчащую в груди, и Фердикку, склонившегося над ним. Он смутно слышал, что кто-то в смятении зовет врача…
Преодолевая боль и дурноту, Александр приказал Фердикке надрезать рану и вытащить стрелу. Фердикка осторожно надрезал рану своим мечом и, крепко ухватив стрелу, выдернул ее. Кровь хлынула, заливая грудь, и Александр снова потерял сознание.
Македоняне, видевшие это, опять подняли крики отчаяния: они решили, что царь умер.
Эту весть — царь умер! — из-под стен крепости маллов привезли войскам Гефестиона, стоявшим лагерем при слиянии рек Гидраота[114] и Акесина. Лагерь пришел в смятение. Встревоженный Гефестион тут же послал гонцов узнать, что случилось с царем.
— Наш царь умер! Александр убит! Умер Александр! Умер! Убит!..
Черная тень смерти шла по лагерю. Воинов охватили страх и растерянность.
— Кто поведет войско дальше?
— Как мы дойдем до Македонии из этой чужой, враждебной и такой далекой земли?
— На пути у нас реки… Как мы перейдем их без Александра?
— Как мы справимся с варварами, которые теперь нападут на нас, — ведь Александра нет, им некого уже бояться!
Но вот словно заря засветилась среди черной ночи — Гефестиону привезли письмо от Александра.
— Вот он сам пишет вам, воины, сам, своей рукой. Он жив, он скоро вернется в лагерь!
И хотелось верить, и боялись верить. Обрадоваться и обмануться — это еще тяжелее. Ведь письмо могли написать и сами его телохранители… Войско по-прежнему волновалось.
Александр велел везти себя в лагерь.
