Пылающий берег (Горящий берег) - Смит Уилбур
— Опять случайность? — злорадствовала она. — Как же везет сегодня капитану!
Через полчаса еще две стаи подлетели на расстояние выстрела, и Сантен серьезно спросила:
— Вы никогда не промахиваетесь, Mijnheer?
— Там, наверху, — посмотрел Майкл в небо, — если промахнешься, то ты мертв. Пока я ни разу еще не промахнулся.
Сантен поежилась. Смерть — опять это слово. Смерть была всюду вокруг них, и там, на холмах, откуда в этот момент канонада доносилась подобно глухим раскатам грома, и там, в небе, над ними. Она посмотрела на Майкла и подумала: «Я не хочу, чтобы он умирал… ни за что! Никогда!»
Она встряхнулась, как бы отгоняя мрачные мысли, и с улыбкой попросила:
— Научите меня стрелять.
Просьбу внушил ей Майкл. Это позволило бы ему дотронуться до девушки, даже под ревнивым взором Анны. Он поставил Сантен перед собой и помог ей занять классическую стойку, при которой левая нога выдвигалась вперед.
— Это плечо ниже. — Оба ощущали каждое соприкосновение, как удар тока. — Слегка поверните бедра сюда. — Майкл положил руки ей на бедра. Голос его звучал так, будто он задыхался, когда девушка сильно прижалась к нему ягодицами, и это естественное давление подействовало на него опустошающе.
Первый выстрел отбросил Сантен ему на грудь, и он обхватил ее, поддерживая, а голуби нетронутыми направились к горизонту.
— Вы смотрите на мушку ружья, а не на птицу, — объяснил Майкл, все еще обнимая Сантен. — Смотрите на птицу, и ружье само за ней последует.
От следующего выстрела толстый голубь свалился с неба под восторженный визг обеих женщин, но, когда Анна побежала поднять его, дождь, давно уже готовый пролиться, опустился на них подобно серебряному занавесу.
— Амбар! — прокричала Сантен и со всех ног понеслась вперед по тропинке. Дождь сек верхушки деревьев и миниатюрными снарядами разрывался на коже, так что от его ледяных уколов перехватывало дух. Сантен достигла амбара первой, мокрая блузка приклеилась к телу, и Майклу было точно видно, какой формы у нее грудь. Пряди темных волос девушки налипли на лоб, она отряхивала юбку и смеялась, глядя на него и не делая попытки уклониться от его взгляда.
Вход был со стороны тропинки. Амбар был построен из квадратных желтых каменных блоков, а его соломенная крыша стала ветхой и изношенной, как старый ковер. Половину амбара заполнили кипы соломы, которые поднимались рядами до крыши.
— Это надолго, — мрачно проворчала Анна, разглядывая из-под крыши потоки дождя и стряхивая с себя воду, словно буйвол, выбравшийся из болота. — Мы тут застрянем.
— Давай, Анна, пока ощиплем птиц.
Они удобно расположились повыше, на тюках соломы, причем плечи Сантен и Майкла почти соприкасались, и принялись болтать за работой.
— Расскажите мне об Африке, — потребовала Сантен. — Там что, действительно так темно?
— Это самая солнечная в мире земля, даже слишком много солнца.
— Я обожаю солнце. — Сантен тряхнула головой. — И ненавижу холод и сырость. Для меня никогда бы не могло быть слишком много солнца.
Майкл рассказал ей о пустынях, где никогда не идет дождь.
— Здесь за один день может выпасть осадков больше, чем там за весь год.
— Я думала, что в Африке только черные дикари.
— Нет, — рассмеялся он. — Там полно белых дикарей тоже, а еще черных джентльменов. — И заговорил о крошечных желтокожих пигмеях из лесов Итури [61] , ростом всего по пояс белому мужчине, и о гигантских ватуси, которые считают любого, чей рост меньше двух метров, пигмеем, и о тех благородных воинах племен зулу, которые называют себя детьми небес [62] .
— Вы говорите так, словно любите их.
— Зулусов? Да, наверное, люблю. По крайней мере, некоторых из них. Мбеджане…
— Мбеанне? — Она неправильно произнесла имя.
— Зулус. Он рядом с моим дядей Шоном с тех самых пор, когда они оба были мальчиками. — Майкл использовал зулусское слово «умфаан», и ему пришлось перевести его девушке.
— Расскажите мне о животных. — Сантен не хотелось, чтобы он умолк. Она была готова беспрерывно слушать его голос и истории. — О львах и тиграх.
— Тигров там нет, — улыбнулся он ей, — но есть множество львов.
И даже руки Анны, занятые ощипыванием птиц, замерли, когда она слушала, как Майкл описывал охотничий лагерь посреди вельда, где они с дядей Шоном оказались окруженными львиным племенем и где им пришлось всю ночь простоять у голов лошадей, защищая и успокаивая их. А в это время огромные блеклые кошки рыскали по краю освещенной костром площадки, издавая рык и ворчание и стараясь выманить лошадей в темноту, где те стали бы легкой добычей.
— Расскажите нам про слонов.
И Майкл описал этих умных животных. Как они движутся своей медленной сомнамбулической поступью, как колышутся их огромные уши, остужая кровь, как устраивают они купание в пыли, высыпая ее себе на голову.
Поведал о замысловатой иерархии отношений в стадах слонов, о том, как старые самцы избегают шума и гама стада в период размножения. («Совсем как твой отец», — заметила Анна.) И о том, как бесплодные старые самки берут на себя обязанности нянь и акушерок, как огромные серые животные устанавливают друг с другом почти такие же отношения, как человеческая дружба, и эти отношения длятся всю их жизнь. Рассказал и про их странную озабоченность смертью: если случается так, что они убивают охотника, мучившего или ранившего их, то зачастую покрывают его тело зелеными листьями, едва ли не пытаясь искупить вину за содеянное. Он объяснил, как в случае ранения или болезни одного из слонов другие в стаде пытаются прийти ему на помощь, поддерживая на ногах своими хоботами, держа с боков своими массивными телами. А когда слон в конце концов падает, то, если это самка, вожак стада покрывает ее, как бы стараясь победить этим смерть.
Последний рассказ пробудил Анну от задумчивости и напомнил ей о роли дуэньи.
— Дождь прекратился, — чопорно объявила она, быстро взглянув на Сантен, и принялась собирать ощипанные голубиные тушки.
Сантен все еще смотрела на Майкла огромными, светящимися, темными глазами.
— Когданибудь я поеду в Африку, — тихо произнесла она; он ответил ей пристальным взглядом и кивнул:
— Да. Когданибудь.
Это было похоже на торжественный обет. Между ними возникло что-то общее, неразрушимое и понятное им обоим. В этот момент она стала его женщиной, а он — ее мужчиной.
— Пошли, — настойчиво повторила Анна, задержавшись в дверях амбара. — Пока дождь не начался снова. — И потребовалось огромное усилие обоих молодых людей, чтобы встать и последовать за Анной в сырой и роняющий капли дождя мир.
Они медленно тащились на налившихся свинцом ногах по тропинке в сторону шато, идя бок о бок, не касаясь, но так остро ощущая друг друга, что могли бы, пожалуй, и заключить друг друга в объятия.
Из сумерек появились самолеты; летели низко и стремительно, а рев моторов достигал крещендо, когда они проносились над головой. Лидировал зеленый «сопвич». С того места, где стояли Майкл и Сантен, головы пилота не было видно, зато бросались в глаза разрывы в обшивке крыльев и цепочки пулевых пробоин, оставленных пулеметами «шпандау». Пять самолетов, которые следовали за Эндрю, тоже были подбиты. Разрывы и аккуратно пробитые дыры украшали крылья и фюзеляжи.
— Тяжелый день, — тихо пробормотал Майкл, запрокидывая голову.
Еще один «сопвич» летел вслед за другими, его мотор чихал и захлебывался, позади тянулся длинный, непрерывный след пара, одно крыло сместилось — стойки были повреждены. Сантен, следя за ними, содрогнулась и подкралась ближе к Майклу.
— Некоторые из них погибли сегодня, — прошептала она, и ему не пришлось отвечать.
— Завтра ты будешь с ними снова.
— Не завтра.
— Тогда послезавтра… или на следующий день.
И снова не было необходимости отвечать ей.
— Мишель, о, Мишель! — В голосе звучала физическая боль. — Я должна увидеться с тобой наедине! У нас может… у нас может не оказаться другой возможности. С этого момента мы должны каждую драгоценную минуту наших жизней жить так, словно она — последняя!
