Пылающий берег (Горящий берег) - Смит Уилбур
— Если взять все вместе — плантации и скотоводческие фермы, а также кое-какую землю, принадлежащую нам на севере, получится примерно сорок тысяч гектаров.
— Сорок тысяч? — Де Тири уставился на него, а потом повторил вопрос по-английски, чтобы устранить возможность недопонимания. — Сорок тысяч?
Майкл кивнул, ощущая неловкость. Только недавно он начал чувствовать некоторое смущение по поводу размеров богатства его семьи.
— Сорок тысяч гектаров! — почтительно выдохнул граф, а затем спросил: — И конечно, у вас много братьев?
Майкл покачал головой:
— Нет, к сожалению, я — единственный сын.
— Ха! — воскликнул граф с явным облегчением. — Не чувствуйте себя из-за этого слишком плохо! — И он по-отечески похлопал Майкла по руке.
Бросив быстрый взгляд на свою дочь, смотревшую на летчика, он впервые понял, что за выражение было на ее лице.
«Вот и правильно, — спокойно подумал де Тири. — Сорок тысяч гектаров — и единственный сын! Его дочь — француженка, и она знает цену каждому су и франку, sacre bleu [57] , знает лучше, чем он сам. — Граф любовно улыбнулся ей через стол. — Она, с одной стороны, дитя, а с другой — проницательная и практичная молодая француженка. С тех пор как управляющий бежал в Париж, оставив счета и земельные книги в беспорядке, именно Сантен взяла финансовые бразды в свои руки. Граф и прежде не много занимался деньгами, для него лишь земля навсегда останется единственным настоящим богатством, но дочь… Умница. Она даже пересчитала бутылки в погребе и окорока в коптильне. — Граф набрал полный рот красного вина и стал радостно рассуждать про себя. — После этой бойни, после этой покойницкой останется так мало подходящих молодых людей… а тут сорок тысяч гектаров!»
— Cherie [58] , — произнес он вслух. — Если бы капитан взял ружье и добыл нам несколько жирных голубей, а ты наполнила корзину трюфелями — их еще можно отыскать, — что за ужин был бы у нас сегодня вечером! — Сантен захлопала от восторга в ладоши, но Анна, покраснев от гнева, смотрела на него через стол.
— Анна будет сопровождать тебя, — поспешно добавил папа. — Нам же нужен какой-нибудь неподобающий скандал, а разве не так? — «Может быть, это заронит какие-то семена, — подумал он, — правда, если эти семена уже не дали хороших всходов. Сорок тысяч гектаров, merde! [59] »
Свинью звали Кайзер Вильгельм, или, для краткости, Маленький Вилли. Это был пегий хряк такой величины, что, когда он ковылял в глубь дубового леса, напомнил Майклу самца гиппопотама. Заостренные уши борова нависали над глазами, а хвост закрутился над спиной, словно моток колючей проволоки, обнажая обширное свидетельство пола, заключенное в ярко-розовый мешок, который выглядел так, будто его варили в кипящем масле.
— Vas-y, Villie! Cherche! [60] — закричали Сантен и Анна в один голос; при этом требовалась сила их обеих, чтобы удержать на поводке громадное животное. — Cherche! Ищи!
И боров рьяно обнюхивал сырую шоколадно-коричневую землю под дубами и тащил двух женщин за собой. Майкл следовал за ними, положив лопату на здоровое плечо, радостно смеялся новизне охоты и поторапливался, чтобы не отстать от них.
В глубине леса они набрели на узкий ручей, который стремительно нес замутненные недавними дождями воды, и «охотники» пошли по берегу, пыхтя и подбадривая друг друга криками. Вдруг свинья испустила радостный визг и начала рыть своим мокрым плоским носом мягкую землю.
— Он нашел трюфель! — Сантен пронзительно закричала от волнения, и они с Анной начали тянуть за поводок. — Мишель! — задыхаясь, крикнула девушка через плечо. — Когда мы оттащим его, вам нужно будет очень быстро поработать лопатой. Вы готовы?
— Готов!
Из кармана юбки Сантен достала высохший, сморщенный и заплесневевший от старости кусок трюфеля. Срезала складным ножом тонкий слой и поднесла к носу кабана так близко, насколько могла дотянуться. В течение нескольких мгновений свинья не обращала внимания, но вскоре унюхала запах надрезанного трюфеля и, ненасытно захрюкав, попыталась схватить его слюнявыми челюстями. Сантен отдернула руку и попятилась, а боров пошел следом за ней.
— Быстро, Мишель!
И он бросился копать землю. В полдюжины взмахов обнажил глубоко спрятанный гриб. Анна, упав на колени, освободила его от земли голыми руками. Она вынула покрытый шоколадного цвета земляной коркой эдакий темный шишковатый ком размером почти с ее кулак.
— Поглядите, какой красавец!
Сантен наконец позволила свинье взять из своих пальцев тонкий срез гриба, а когда та проглотила, разрешила ей вернуться к пустой дыре и обнюхать вскопанную землю, чтобы убедиться, что трюфель исчез. И тогда снова крикнула борову «Cherche!», и поиски возобновились. Через час маленькая корзинка была заполнена неаппетитными на вид комковатыми грибами, и Анна потребовала остановиться.
— Хватит, все, что наберем еще, просто сгниет. Теперь за голубями! Посмотрим, умеет ли стрелять наш капитан из Африки!
Они поспешили за боровом, смеясь и отдуваясь, назад через открытое поле к шато, где Сантен заперла трюфели в кладовой, а Анна вернула свинью в стойло в погребе. Затем сняла ружье с крюка на кухне. Передала его Майклу и понаблюдала, как тот открывает затвор и проверяет стволы, затем поднимает ружье к плечу, пробуя баланс. Ожоги немного стесняли движения, но по тому, как он обращался с оружием, Анна определила мастера своего дела, и выражение ее лица смягчилось в знак одобрения.
Майкл, со своей стороны, был удивлен и обрадован, обнаружив, что это почтенного возраста «Холландэнд-Холланд»: только английские оружейники могли создать ствол, который давал бы такую равномерную кучность стрельбы независимо от того, насколько быстро поворачивали ружье.
Он кивнул Анне: «Превосходно!»
Она вручила ему холщовую сумку с патронами.
— Я покажу вам хорошее место. — Сантен повела было Майкла за руку, но, увидев выражение лица Анны, поспешно руку отпустила. — После полудня голуби возвращаются в леса, — пояснила она.
Они прошли по краю лесной опушки, Сантен шла впереди, приподнимая юбки над грязью, так что Майклу были видны ее изредка сверкавшие гладкие белые икры, и его пульс от этого учащался гораздо сильнее, чем от старания не отстать. Анна на своих коротких ногах, похожих на обрубки, осталась далеко позади, но молодые люди не обращали внимания на ее крики: «Подождите, подождите же меня!»
На углу леса, в изгибе того Т-образного массива, который пилоты использовали как ориентир для возвращения на аэродром, проходила залитая водой тропинка, по обеим сторонам которой росли высокие живые изгороди.
— Голуби прилетают оттуда, — указала Сантен в сторону полей и виноградников, разросшихся и заброшенных. — Нам следует ждать здесь.
Ряд живых изгородей представлял превосходное укрытие, и, когда Анна подошла, все они спрятались и принялись смотреть на небо. С севера надвигалось тяжелое низкое облако, угрожая дождем и образуя идеальный театральный фон, на котором натренированный глаз Майкла хорошо различал крошечные точечки голубиной стаи.
— Вон, летят прямо на нас.
— Я их не вижу. — Сантен взволнованно искала стаю. — Где?.. О, да, теперь вижу.
Хотя птицы и летели быстро, траектория их полета была прямой и только слегка опускалась к лесу. Для такого меткого стрелка, как Майкл, стрельба по ним не представляла сложности. Он подождал, пока две птицы не закроют друг друга, и убил обеих первым же выстрелом. Обмякнув, они упали, и, когда остальные, подобно вспыхнувшим огням фейерверка, взметнулись и рассеялись, он сбил из второго ствола третьего голубя, рухнувшего в облаке перьев.
Женщины побежали в поле, чтобы принести птиц.
— Три голубя двумя выстрелами! — Сантен вернулась и встала рядом с Майклом, поглаживая мягкое теплое тельце мертвого голубя и глядя на стрелка.
— Это была случайность, — угрюмо сказала Анна. — Никто не может подстрелить двух голубей намеренно, по крайней мере, на лету.
Следующая стая была больше первой, и птицы летели, сбившись вместе. Майкл подстрелил трех выстрелом из одного ствола, а четвертую — из другого. Сантен, торжествуя, обратилась к Анне:
