Мишель Зевако - Любовь шевалье
Экипаж герцога тем временем повернул назад, а Пардальян-старший спрыгнул на землю и бросил поводья своей лошадки одному из караульных. Ветерана весьма и весьма насторожило загадочное повеление государя, и старику захотелось узнать, что же происходит. Вот он и решил расспросить офицеров. Несколько минут Пардальян слонялся у заставы, пытаясь выдумать какую-нибудь байку, с помощью которой он смог бы вызвать стража ворот на откровенность.
Внезапно ветеран заметил, что один из караульных оставил свой пост и зашагал по улице Сент-Антуан. Старый вояка немедленно кинулся за ним, рассудив, что из солдата он вытянет больше, чем из офицера. Настигнув парня, Пардальян с легкостью начал беседу.
— Что-то нынче душновато, — заметил он. — Глотнуть бы сейчас холодненького винца…
— И не говорите, сударь! — оживился караульный.
— А не распить ли нам бутылочку за здоровье Его Величества?
— Да я бы, конечно, не отказался…
— Так завернем в этот погребок?
— Нет, сейчас я не могу.
— Как это «не могу», если я угощаю?
— Мне нужно выполнить распоряжение офицера.
— Это какое же распоряжение?
Караульный раздраженно покосился на старика, так нахально сующего нос в чужие дела. Однако Пардальян уже углядел краешек письма, торчащий из-за пазухи солдата.
— А вам-то, сударь, что до этого?
— Вообще-то ничего, но если вы уходите надолго…
— Да уж, быстро не управлюсь… Мне надо в Тампль.
— В тюрьму Тампль?
— Нет, не туда, а в один дом неподалеку.
Пардальян все еще шел рядом с караульным и напряженно размышлял.
— Друг мой, — внезапно обратился он к стражнику, — а мне ведь известно, что вы должны доставить послание во дворец Мем.
— А откуда вы знаете? — изумился караульный.
— Да у тебя же уголок выглядывает из-за пазухи; смотри, так ведь и выронить можно!
Сказав это, Пардальян быстро вытащил спрятанную на груди у парня бумагу и мгновенно прочел адрес: «Монсеньору маршалу де Данвилю. Дворец Мем». Пардальян молниеносно окинул взором улицу и оценил ситуацию: вокруг толпился народ, а неподалеку виднелась группа конных гвардейцев. Убежать со своим трофеем ветерану явно не удалось бы… Старик вынужден был отдать письмо стражнику — но обратил внимание на то, что пакет вот-вот расклеится: похоже, запечатывали его в большой спешке. Старый солдат решил не упускать караульного из вида, хотя парень уже мечтал избавиться от навязчивого спутника.
— Извините, сударь, но я очень тороплюсь, — заявил стражник и бросился бежать.
Однако ускользнуть от Пардальяна было нелегко: парень понесся стрелой, но ветеран без раздумий ринулся следом.
— Друг мой, — завопил он, — не желаешь получить сто ливров?
— Нет! — отозвался караульный и помчался еще быстрее.
— Пятьсот ливров!
— Сударь, я кликну гвардейцев.
— Тысячу ливров! — упорствовал Пардальян.
Парень замер на месте. Лицо его стало пунцовым.
— Что вы от меня хотите? — обреченно поинтересовался он.
— Я вручу вам тысячу ливров золотыми монетами, если вы позволите мне ознакомиться с содержимым пакета.
— Но меня же за это вздернут!
— Значит, бумага чрезвычайно важная… Две тысячи ливров!
Парень застонал, и тогда Пардальян предложил:
— Заглянем в ближайший трактир, я угощу вас вином, а пока вы отдохнете за стаканчиком, я вскрою и прочту послание. А после запечатаю так, что никто ничего и не заметит.
— Нет, — покачал головой караульный. — Офицер поклялся, что велит меня повесить, если с пакетом что-нибудь случится.
— Ну ты и дурень! С письмом же все будет в порядке! Три тысячи ливров!
Пардальян как клещ вцепился в стражника и впихнул его в трактир. Несчастный парень обливался холодным потом и постоянно менялся в лице.
— А вы не врете? — дрожащим голосом проговорил бедолага, когда ветеран усадил его за стол.
«Да, похоже, все-таки не видать почтеннейшему Ландри этих трех тысяч ливров. Ну и ладно! Он и так богатый, подождет!..»
Не произнося ни слова, Пардальян снял с себя заветный пояс и бросил его на стол перед караульным:
— Держи!
Парень остолбенел: ни разу в жизни не любовался он такой грудой золотых монет. Это было огромное богатство! Он кинул Пардальяну пакет и, не пересчитывая, начал судорожно рассовывать деньги по карманам. Затем вскочил на ноги, ринулся к выходу и скрылся, даже не кивнув на прощание. Пардальян хмыкнул, неторопливо распечатал послание и прочитал следующее:
«Монсеньор, к заставе Сент-Антуан подъезжал экипаж с зашторенными окнами; его сопровождал эскорт примерно из десяти верховых. Среди всадников был герцог де Монморанси, который очень досадовал, что не сумел покинуть Париж. Думаю, среди людей маршала находились и два негодяя, о которых вы рассказывали. Я велел наблюдать за экипажем; полагаю, он вернулся во дворец Монморанси. Не сомневаюсь, что вы уничтожите мое письмо сразу же после того, как ознакомитесь с его содержанием, и не оставите своим вниманием человека, известившего вас о передвижениях преступников».
— Так-так, — пробурчал ветеран, — теперь ясно, чем вызвано распоряжение Его Величества запереть все городские ворота.
И Пардальян зашагал во дворец Монморанси.
Тем вечером маршал де Данвиль получил отчеты от караульных, охранявших все парижские заставы. В каждом рапорте было написано: «Ничего нового» или «Герцог де Монморанси не делал попыток выбраться из города», либо же «Известные вам особы не появлялись». Только от Сент-Антуанских ворот не принесли никакого сообщения.
Таким образом маршал де Монморанси, Лоиза, Жанна де Пьенн и оба Пардальяна были заключены в стенах Парижа. Данвиль, мечтавший свергнуть Карла IX, пользовался тем не менее полным доверием государя и бесстыдно злоупотреблял этим. Ведь в Лувре Данвиля считали опорой королевского трона, а Екатерина Медичи видела в нем одного из самых надежных защитников истинной веры. Потому сейчас ему и поручили в течение трех месяцев наблюдать за всеми заставами города. Анри с легкостью доказал Карлу IX, что в такое неспокойное время, как теперь, необходимо знать, что за люди прибывают в Париж и отбывают из него.
Итак, Анри де Монморанси фактически исполнял обязанности военного губернатора Парижа. Он должен был занимать этот пост вплоть до окончания празднеств, связанных с бракосочетанием Генриха Наваррского и Маргариты Французской, до того самого дня, когда армия, а с ней и все гугеноты, выступит в поход и двинется в Нидерланды. Данвиль обрел огромную власть, став своего рода комендантом тюрьмы, в которую превратился весь Париж.
Во дворце Монморанси все было по-прежнему. Наши герои пришли к выводу, что нужно затаиться в особняке герцога и не пытаться пробиваться через городские заставы. Ведь должны же парижские ворота когда-то распахнуться! Вот тогда семья маршала и Пардальяны без лишнего шума уедут в провинцию.
