Х.Байрамукова - ВЕЧНЫЕ ВСАДНИКИ
Оба табунщика, Абдул и его напарник, пасли коней по очереди, а подпасок у них – Солтан. Каждое утро табун выгоняли на новый участок пастбища, чтобы на тех загонах, где кони уже попаслись, трава могла подрасти.
Косяк – это лошадиное семейство. Во главе каждого из четырех семейств – жеребец. Он и есть самый лучший табунщик: все время находится настороже – то выходит вперед, то рысит назад, подгоняя кобылиц и журя их за что-то. И все время глаз коневодов должен быть неусыпным.
Солтан загорел, возмужал. Он временами стыдил себя за то, что стал собирать цветы. «Веду себя, как девчонка, – корил он себя, – хотя пасу табун на самом Бийчесыне!» А через минуту снова склонялся к разноцветью луга, потому что невозможно было устоять. Вот бы увидела этот луг «А»! Она так любит цветы!
Сегодня за табуном ходит отец. Высокий, кряжистый и загорелый, он чувствует себя здесь полным хозяином. Голова отца в белой войлочной шляпе издали тоже кажется Солтану цветком. Солтан будто только теперь, в горах, впервые увидел отца, любуется всем его мужественным обликом.
– Папа, а когда мужчина становится мужчиной? – спросил Солтан, прервав мысли отца.
Отец приостановился, глаза его стали теплеть, улыбаться. Он ответил:
– Думаю, тогда, когда совершит подвиг. Но совершит не ради пустого бахвальства, а во имя других людей. Вот как, сынок.
Солтан задумался, хотя и не очень хорошо понял ответ отца. «Что значит – во имя других людей?» – размышлял он. Значит, для мамы, папы. Шайтана, деда Даулета, ну пусть и для «А»? А что Солтан может сделать для них? Конечно, ничего, они все сильнее его, кроме «А». Значит, ему, Солтану, никогда не стать мужчиной? Его мысли перебил отец:
– Будет дождь, раз надвинулись тучи и голова Эльбруса закрыта.
Солтан, как и отец, расторочил свою бурку. И вовремя: с неба уже начали падать крупные капли. Дождь в горах собирается очень быстро и всегда льет как из ведра.
Куда и делось солнце, которое только что озаряло альпийские луга!
Жеребцы забеспокоились, навострили уши. Каждый из них старался согнать косяк в кучу, а забота табунщиков – сгрудить все косяки, причем жеребят – в самую середину.
Дождь ливневый, шерсть лошадей сразу намокла, с нее текли струи.
Доставалось и Солтану: с краев шляпы Солтана натекло за ворот, тело стало мокрым.
Погромыхивала гроза. Стало темно, будто это и не день. Отец и Солтан, верхами, кружили вокруг табуна очень осторожно, чтобы не вспугнуть коней, а то они ринутся к скрытой в тумане горе, к ее скалистым и опасным уступам. Кобылицы пока еще не метались, опекали жеребят, но видно, что им тревожно. Они боялись жеребцов и не делали лишнего шага в сторону.
Солтан в предчувствии какой-то беды не спускал глаз с Тугана, который таился в кругу белой точкой, прижавшись к материнскому боку.
Вдруг грянула гроза такой невиданной силы, что даже Абдул невольно втянул голову в плечи -Солтан это заметил и испугался еще больше. Небо будто раскололось, ослепительно сверкнула молния, на миг высветив табун.
И тут все полтораста лошадей сорвались с места единой массой, шарахнулись в одну сторону, как по команде. Никакая сила не в состоянии была их задержать, остановить. Они чуть не затоптали Абдула с сыном.
Табун летел как раз к горе, инстинктивно стараясь найти укрытие и не понимая, что там опаснее, чем на просторе луга.
Кони летели как на крыльях, распластав гривы и хвосты. Жеребцы забегали вперед, кусали кобылиц, старались остановить их, но тщетно. Абдул с Солтаном неслись за ними вскачь, стараясь опередить табун, но ничего не получалось.
Краем глаза Солтан заметил, как со стороны коша мчались на конях к ним на помощь второй табунщик и шапа, а за ними все овчарки, которым дело находилось обычно только ночью.
В это время Абдул сумел обогнать табун, крикнув сыну, чтобы тот не следовал за ним.
И в этот миг табун смял, отшвырнул лошадь Абдула. Солтан увидел, как мелькнула в траве белая войлочная шляпа отца, огрел плетью своего коня, чтобы успеть на помощь отцу. Он думал, что его уже затоптали кони. Но тот уже поднялся и пытался схватить уздечку своей вскочившей с земли лошади.
Однако конь табунщика тоже поддался панике, помчался галопом. Седло висело у него под брюхом.
Увидев Солтана, отец ухватился за луку его седла и на ходу взлетел на коня, уселся впереди сына.
Они поскакали так, что у Солтана дух захватило. Уже поравнялись с ними второй табунщик и шапа, веером рассыпались по лугу собаки, огибая табун. Еще миг, и удалось бы окружить табун. Но из тумана уже выплыла, словно только что из земли поднялась, гора.
Кони взлетели на ее скалистый склон, грохоча копытами и сбивая подковы. Было круто, табун поневоле замедлил бег и начал сдвигаться к краю откоса, а там в тумане – смертельный обрыв…
Жеребцы кусали кобылиц, они упорно двигались к кромке обрыва, увлекая за собой жеребят. Малейшее резкое движение коневодов – и весь табун рухнет в пропасть. Поэтому верховые словно подкрадывались, отрезая коням путь к краю обрыва и сами подвергаясь опасности быть сметенными с утеса волной лошадей. Бесшумно действовали, почти перестали лаять и рычать, собаки, они только щерили злобно зубы, отгоняя коней от опасного места. Впрочем, ни лая собак, ни терпеливого «но, но», которое вырывалось у табунщиков по привычке, все равно не было слышно: гроза гремит неумолчно, дождь льет вовсю, а здесь, в скалах, звон его струй кажется грохотом.
С замиранием сердца Солтан увидел, что Туган с матерью оказались на самом краю обрыва. Он тотчас ворвался в табун на коне, ловко заарканил Тугана и потащил его назад, а мать потянулась за ними. Их примеру последовали еще несколько лошадей.
Туган, взбешенный сначала грозой, а теперь и арканом, стащил Солтана с седла и пытался вырываться. Мальчик, чувствуя, что у него содрана арканом кожа рук, ногами упирался в мокрую, скользкую траву и не отпускал жеребенка. И откуда нашлись у Солтана силы!..
Гроза и дождь прекратились так же быстро, как и начались. Табун стоял сгрудившись, кони тяжело водили боками и прядали ушами, все еще не опомнившись от пережитого страха.
Когда Абдул подошел к сыну, тот все еще крепко держал аркан, не отрывая взгляда от притихшего Тугана. Отец посмотрел на кровоточащие руки сына, разжал их и произнес:
– Ну, опомнись, герой… – Помолчав, он обнял мальчика за плечи и добавил: – Вот так и становятся мужчинами, мальчик!
Теперь Солтан понял, что к чему. Табун нужен людям. Он, Солтан, проявил сегодня мужество, не струсил. Значит, он послужил людям. Стал мужчиной!
***
Уходило лето. Уже пора было собирать Солтана в школу, и отец отвез его в аул. Перед тем как уехать, Солтан попрощался со своим Туганом. Угостить его не мог, не было ничего сладкого, но Туган к нему так привык, что, казалось, ему не столько нужен был теперь сахар, сколько то, чтобы Солтан приласкал его. Никого из табунщиков жеребенок к себе не подпускал, а к Солтану бежал, завидя еще издали или услышав его призывный свист.
