Виталий Гладкий - Басилевс
– Цикута… – тихо и коротко ответил иудей на немой вопрос своего ученика.
– Есть надежда..? – Паппий изменился в лице.
– Боюсь, что нет…
– Почему, учитель? У нас ведь есть противоядие.
– Пена… – Иорам бен Шамах показал на медный таз; его держал перед царем один из телохранителей-галлов. – Там не только цикута. Смесь. Если бы точно знать, что именно… Тот, кто готовил зелье, чересчур сведущ…
Арторикс искал повара, недавно заменившего старого Бакхия. Со стариком случилось несчастье: дня три назад он выпил лишку и угодил в пустой рыбозасолочный чан. Нашли его утром, едва живого и со сломанной ногой.
В поварне нового повара не оказалось. Не добившись толкового ответа от рабынь-кухарок, куда тот мог деваться, разгневанный Арторикс едва не бегом припустил по запутанным переходам царского дворца. За ним шли несколько его верных галлов, обшаривая каждую комнату, каждый закуток.
– Сюда! Арторикс, сюда! – позвал начальника телохранителей один из его подчиненных, выскакивая из темной каморки, служившей кладовой.
Там, на куче серой морской соли, лежал новый повар с ножом в груди. Широко открытые глаза отражали свет факелов, и казалось, что он еще жив. Арторикс тряхнул его за плечо, и окровавленное тело медленно сползло на пол.
– Объявить общую тревогу. Оцепить дворец снаружи, – скомандовал хмурый Арторикс. – Послать гонцов к стратегу Алкиму, наварху Гермайе, гиппарху Асклепиодору. Вызвать сюда Даиппа, главного жреца богини Ма.
Вскоре дворец осветился многочисленными факелами, наполнился звоном оружия и топотом грубых воинских сандалий.
– Обыскать все комнаты! – приказал Арторикс. – Мужчин, кого найдете, в перистиль. Да, да, всех! – и выругался в ответ на вопрос одного из воинов стражи, робко поинтересовавшегося, как поступать с придворной знатью.
Сам Арторикс с тремя галлами направился на женскую половину дворца. Жирный евнух попытался преградить путь, тонким визгливым голосом предупреждая о неминуемой каре за подобную дерзость, но галл с брезгливой миной на лице отшвырнул его пинком ноги.
– И этого холощеного недомерка в перистиль, – мимоходом бросил своему подчиненному.
Разбуженные необычным в такой поздний час шумом, из комнат выскакивали полураздетые женщины. Одна из них, при виде грозных лиц вооруженных до зубов галлов, упала в обморок; кто-то взвизгнул, некоторые с испугу плакали.
Не обращая внимания на женщин и предоставив обыскивать их комнаты своим галлам, Арторикс постучал в дверь гинекея царицы. Лаодика на стук вышла сразу, будто давно и с нетерпением ждала кого-то. Арторикс про себя подивился – царица еще не облачилась в ночные одежды, хотя обычно ложилась спать рано.
– Арторикс? – смятение и, как почему-то показалось галлу, страх звучали в ее голосе.
Царица была бледна и не очень твердо держалась на ногах.
– Как ты посмел! Сюда… Прочь! Немедленно!
– Прости мою вынужденную дерзость, царица, – поклонился галл. – Меня привел долг, – он твердо посмотрел прямо в лихорадочно блестевшие глаза Лаодики. – Покушение на жизнь твоего мужа, великого и мудрого владыки Понта.
– Покушение? О, боги… – Лаодика, теряя силы, прислонилась к стене. – Как… когда?
– Его пытались отравить. Царский повар убит. Недавно. Мы ищем убийцу.
– Царь… жив? – шепотом спросила царица.
– Да… – поколебавшись мгновение, ответил Арторикс – пока они искали повара, все могло случится.
– Ты думаешь найти убийцу здесь, в моем гинекее? – к царице постепенно возвращалось самообладание.
– Я должен обыскать весь дворец, – упрямо боднул головой галл.
– Кроме моей опочивальни, – Лаодика надменно посмотрела на начальника телохранителей. – В ней нет посторонних.
– Но… – попытался возразить галл.
– Ты забываешься, Арторикс, – царица повысила голос. – Слуга господину приказывать не волен. Проводите его, – повернула она голову к евнухам, сбежавшимся на шум и вооружившимся всем, что попалось под руку, вплоть до щипцов для углей.
Галл, стиснув до скрежета зубы, круто повернулся и, не поклонившись, как того требовал дворцовый этикет, поспешил покинуть гинекей царицы. Только в одном из переходов он дал волю гневу. Завидев в полумраке человека, пытавшегося укрыться в нише, он схватил его за руку и с такой силой рванул на себя, что тот упал.
– Ай! – вскрикнул от боли поверженный. – П-почему? За что?
Арторикс только теперь узнал царского конюшего. Из-за приоткрытой двери одной из комнат выглядывала испуганная девица, чья-то служанка.
– Блудливый пес! Взять! – зарычал взбешенный галл.
– Куда, зачем?! – возопил конюший.
– Иди, иди… – подтолкнул его кто-то из воинов. – Не то я тебя пощекочу вот этим… – он кольнул конюшего острием меча под ребро…
Около полуночи царю стало легче. Он лежал, стараясь не шевелиться. Малейшее движение вызывало нестерпимую боль во всем теле.
Возле его ложа, кроме лекаря-иудея и Паппия, собрались старые друзья и соратники: Асклепиодор, Алким, Гермайя, жрец Даипп и Моаферн, родственник Дорилая Тактика, недавно назначенный царем начальником следствия. Он был еще совсем молод, и покушение на владыку Понта потрясло его до глубины души.
– Иорам… – царь нашел глазами лекаря. – Сколько…
«Мне осталось жить», – понял недосказанное Иорам бен Шамах и в отчаянии склонил голову.
– Говори… правду… – гримаса боли исказила восково-бледное лицо царя. – Не нужно… – остановил Паппия – тот хотел напоить его успокаивающим отваром трав.
– Все в воле богов… – попытался уклониться от ответа лекарь; но, встретив жесткий, требовательный взгляд царя, со стоном молвил: – Недолго. Противоядия нет.
– Спасибо. Ты никогда не кривил душой… – Митридат Евергет перевел взгляд на Даиппа, искоса, с неодобрением, следившего за хлопотами Иорама бен Шамаха.
Главный жрец храма богини Ма недолюбливал лекаря-иудея. Сикофанты[110] не раз доносили ему про тайные сборища в доме Иорама бен Шамаха. Но проникнуть внутрь они не могли. Даипп подозревал иудея в идолопоклонстве. В Понте к различным верованиям относились терпимо, но не настолько, чтобы позволить нанести ущерб храмовой казне, куда шли щедрые дары и пожертвования почитателей богини Ма. Только высокий пост иудея и дружеское расположение к нему царя сдерживали Даиппа от жестоких мер к участникам ночных сборищ и самому Иораму бен Шамаху.
– Даипп… – прошептал царь. – Позови Лаодику… И моего логографа… Завещание… – мутная волна дурноты подступила к горлу, и он, крепко стиснув зубы, закрыл глаза…
Едва Арторикс вышел из гинекея, царица поторопилась захлопнуть дверь и закрыть ее на засов. В опочивальне было темно; только факелы стражи, окружившей дворец, бросали сквозь окна неверные колеблющиеся пятна оранжево-красного цвета на пушистые белые ковры из шерсти горных козлов. Лаодика долго стояла в полной неподвижности, прислонившись спиной к двери, а затем упала на пол и забилась в беззвучных рыданиях.
