Кейт Мосс - Лабиринт
Сажье ухмыльнулся:
— Да уж, как всегда.
— Ben, ben. Хорошо!..
Сажье, подогнув колени, уселся у ног пряхи, глядя, как крутится колесо прялки.
— Na Марти, — заговорил он, помолчав, — почему ты больше к нам не приходишь?
Сеньер Марти отложил шерсть и переглянулся с женой.
— Да ты знаешь, — ответила тетушка Марти, отводя взгляд, — столько дел! Мы теперь реже выбираемся в Каркассону.
Она поправила веретено и продолжала прясть, заполняя жужжанием колесика установившееся молчание.
— Menina по тебе скучает.
— И я соскучилась, но друзья не могут все время проводить вместе.
Сажье нахмурился:
— Почему же тогда…
Сеньер Марти торопливо похлопал его по плечу.
— Не так громко, — понизив голос, предупредил он. — О таких делах лучше помалкивать.
— О чем помалкивать? — удивился мальчик. — Я только…
— Мы слышали, Сажье, — перебил сеньер Марти, оглядываясь через плечо. — Весь рынок слышал. Хватит о молитвах, а?
Недоумевая, чем он так рассердил сеньера Марти, Сажье поднялся на ноги. Госпожа Марти обернулась к мужу. Оба, казалось, забыли о нем.
— Ты с ним слишком резок, Роже, — прошипела она. — Он ведь всего лишь мальчик.
— А и нужен-то всего один длинный язык, чтобы нас причислили ко всем прочим. Нам рисковать нельзя. Если люди подумают, что мы водимся с еретиками…
— Какие там еретики, — огрызнулась жена. — Он совсем ребенок.
— Я не о мальчике. Об Эсклармонде. Всем известно, что она из этих. Узнают, что мы ходили молиться в ее дом, так и нас зачислят в последователи Bons Homes и осудят.
— Что же нам, бросить друзей? Только оттого, что ты наслушался страшных историй?
Сеньер Марти заговорил еще тише.
— Я только сказал, что надо быть осторожней. Знаешь ведь, что люди говорят. Целое войско собралось, чтоб изгнать еретиков.
— Это сколько лет уже говорят. Слишком ты много шума поднимаешь. Что до легатов, эти «слуги Господа» давно бродят по селам, спиваются до смерти, и что из того? Пусть епископы спорят между собой, а нас оставят жить, как умеем.
Она отвернулась от мужа и положила руку на плечо Сажье:
— Не обращай внимания. Ты ничего плохого не сделал.
Сажье уставился ей под ноги, не желая, чтобы женщина не видела его слезы.
Тетушка Марти продолжала с напускным весельем:
— Между прочим, ты, помнится, говорил, что хочешь сделать госпоже Элэйс подарок? Давай попробуем что-нибудь подыскать.
Сажье кивнул. Он понимал, что женщина старается успокоить его, но чувствовал смятение и стыд.
— Мне нечем платить, — выговорил он.
— Ну, об этом не беспокойся. Один разок обойдемся и так. Ну-ка, взгляни.
Она пробежала пальцами по моткам цветной пряжи.
— Как насчет этого? По-твоему, ей понравится? Как раз под цвет ее глаз.
Сажье тронул пальцем гонкие медно-коричневые нити.
— Не знаю.
— Ну а я думаю, что понравится. Сейчас заверну.
Она оглянулась, подбирая кусок ткани на обертку. Сажье не хотелось казаться неблагодарным, и он постарался поддержать разговор:
— Я ее недавно видел.
— Кого, Элэйс? И как она? С сестрой была?
Он поморщился.
— Нет. Но все равно она выглядела не слишком радостной.
— Ну, — подхватила тетушка Марти, — если она чем-то огорчена, тем больше причин порадовать ее подарком. Это ее развеселит. Элэйс ведь обычно выходит по утрам на рынок, верно? Держи глаза открытыми, будь посмекалистей, и ты ее наверняка найдешь.
Обрадовавшись предлогу оборвать неловкий разговор, Сажье спрятал сверток под рубаху и распрощался. Через несколько шагов он обернулся, чтобы махнуть рукой. Супруги Марти стояли бок о бок, глядели ему вслед и молчали.
Солнце стояло уже высоко. Сажье долго бродил по городу в поисках Элэйс, но никто ее не видал.
Мальчик основательно проголодался и решил было, что с тем же успехом можно отправляться домой, когда наконец заметил Элэйс, стоявшую перед лотком с козьим сыром. Сажье бегом бросился к ней и, подкравшись на цыпочках сзади, крепко обхватил за пояс.
— Bonjorn!
Элэйс, вздрогнув, обернулась и тут же расплылась в широкой улыбке, узнав приятеля.
— Сажье, — она взъерошила ему волосы, — ты меня застал врасплох.
— Я тебя всюду ищу, госпожа, — ухмыльнулся он. — У тебя все хорошо? Утром ты вроде была не в себе.
— Утром?
— Ты, госпожа, въезжала в Шато вместе с отцом. Следом за гонцом.
— Ах, утром, — повторила она. — Не беспокойся, все отлично. Просто утро выдалось хлопотливое. Однако как приятно видеть твою веселую рожицу!
Она чмокнула мальчика в макушку, отчего он побагровел и уставился себе под ноги, чтобы спрятать лицо.
— Ну, раз уж ты здесь, помоги-ка мне выбрать сыр.
Гладкие круги белого козьего сыра, втиснутые в плоские деревянные миски, ровными рядами лежали на чистой соломенной подстилке. Среди них попадались чуть пожелтевшие — более ароматные. Этот сыр был выдержан дольше — может, недели две. Мягкие свежие круги влажно блестели на солнце. Элэйс расспросила о цене на те и другие, посоветовалась с Сажье, и они наконец нашли подходящий кусок.
Элэйс вынула из кошелька монетку и отдала своему помощнику, чтобы он расплатился с торговцем, пока она доставала маленькую полированную дощечку, чтобы уложить на нее покупку.
Сажье заметил узор на обороте дощечки, и глаза у него стали круглыми от удивления. Как это оказалось у Элэйс? Почему? В замешательстве он уронил наземь монетку и нырнул за ней под прилавок, радуясь случаю скрыть смущение. Вынырнув обратно, он с облегчением убедился, что Элэйс ничего не заметила, и Сажье решил пока выкинуть это дело из головы. Зато он набрался храбрости вручить ей подарок.
— У меня для тебя кое-что есть, госпожа, — пробормотал он, без предупреждения сунув сверток ей в руку.
— Как чудесно. От Эсклармонды?
— Нет, от меня.
— Какой замечательный сюрприз. Можно развернуть?
Он кивнул, сохраняя серьезный вид, но глаза его блестели от волнения, пока девушка разворачивала пряжу.
— Ой, Сажье, какая красота, — воскликнула Элэйс, любуясь блестящей золотистой нитью. — Настоящая красота!
— Это я не украл, — торопливо заверил мальчуган. — Мне na Марти дала. По-моему, она хотела извиниться.
Сажье пожалел о своих словах, едва они слетели у него с языка.
— За что извиниться? — сразу спросила Элэйс.
В ту же минуту поднялся крик. Какой-то человек рядом с ними кричал, тыча пальцем в небо, где низко над городом, вытянувшись стрелой с запада на восток, пролетала стая больших черных птиц. Солнце, казалось, соскальзывало с их гладкого черного оперения, как искры с наковальни. Вокруг все твердили, что это знамение, и только не могли договориться, доброе или дурное.
