Георг Борн - Евгения, или Тайны французского двора. Том 1
Слабовольный и добродушный лорд Кларендон вынужден был переносить все это, после того как ему не удалось изменить обстоятельств; очень может быть, что от него скрывали самые важные обстоятельства и умели пользоваться его доверием.
Можно себе представить, что пример, который подавала все еще красивая и отчаянная кокетка графиня своим подрастающим дочерям, возбудил в них тщеславие и желание нравиться в большей мере, чем это следовало бы. Идти по следам своей матери способна была особенно старшая дочь, Мария. Когда ей было двенадцать лет, то и тогда уже она любила роскошно одеваться, и как истая испанка предпочитала яркие, бросающиеся в глаза цвета.
Евгения старалась не уступать старшей сестре, а потому обе рано развившиеся девушки появлялись в обществе их матери в дорогих и красивых нарядах, что приличествовало придворным дамам и что мы уже имели случай заметить.
Мария все более и более привязывалась к герцогу Альба, который был очень деятелен при дворе, Евгения же так была увлечена энергичным генералом Нарваэсом, что ее мысли были полны только им, и для нее самой большой радостью было снова увидеть его неожиданным образом в парке Аранхуэса. Евгения горячо любила генерала, которого ожидало блестящее будущее. Это довольно часто случается с молодыми девушками, когда душа их приходит в восторг от мужества и увлечения успехами предмета их пристального внимания. Мария, напротив, надеялась посредством герцога Альба сделаться герцогиней, и это так было заманчиво для молодой графини, что она ни о чем более не думала, как о средствах, которые бы увенчали успехами ее стремления.
Графиня передала своим дочерям кое-что из интимного разговора, который она имела с молодым графом, но бурные события последних недель явились такой помехой, что о назначенном при дворе бале, на котором герцог хотел явиться с голубым или с розовым бантом, теперь нечего было и думать. Графиня была очень счастлива тем, что она вообще получила согласие знатного дона, и предоставила времени решить, которой из ее двух дочерей предложит герцог свою руку.
В то время как Мария в качестве придворной дамы осталась в Мадриде, при болезненной инфанте Луизе, сестре королевы Изабеллы, Евгения сопровождала двор в Аранхуэс. Она была избранной поверенной молодой королевы, что тайком вызывало слезы на обычно плутовски сверкающие глазки миленькой, маленькой маркизы Бельвиль, так как она видела, что ее то приближают, то отдаляют.
Изабелла поручила маркизе отправиться в замок и собрать там сведения о странном появлении монаха, а Евгению удержала при себе. Такая отсылка, или обязанность камеристки, выпавшая на долю обиженной маркизы Бельвиль, должна была усугубить опасность, о которой и не подозревали ни сама молодая королева, ни графиня Евгения; они даже и не думали о возможности чего-нибудь подобного здесь, в парке Аранхуэса, а опасность между тем была сильна.
Склонная к мечтательности Изабелла, удалив Паулу де Бельвиль, увлекла свою поверенную в чащу парка для того, как говорила она, чтобы при луне насладиться всеми поэтическими воспоминаниями и впечатлениями. Обе девушки хотели помечтать о своей любви, прогуливаясь в такой чудный, романтичный вечер. Для них было благодеянием признаться друг другу в своей любви, которую одна из них питала к Серрано, а другая — к Нарваэсу, доблестным полководцам королевских войск, сражавшимся против карлистов.
Изабелле и Евгении доставляло невыразимое удовольствие глубже зайти в эту уединенную, отдаленную часть парка и скрыться там от маркизы, которая, возвратись из замка, станет их искать. Обе прелестные девушки, отыскивая тайные аллеи, удалялись таким образом все дальше и дальше от киоска, где уже был накрыт стол. Они не обращали внимания на то, что вечер быстро сменился ночью, что последние красные лучи солнца исчезли и сумрак сгущался — им ведь и хотелось помечтать в темноте, чтобы никто не мешал.
Посреди густо насаженных деревьев, окружавших дорожки, где проходили королева и ее подруга, стало совсем темно. Будучи углублены в свои мечты, они и не заметили наступления ночи и все глубже и глубже проникали в безлюдную часть Аранхуэсского обширного парка. Они не боялись, потому что любовь сопровождала их и овладевала ими с такою силою, перед которой исчезало все остальное. Мысли их принадлежали генералам Серрано и Нарваэсу.
— Когда они окончательно победят врагов, — шептала Изабелла, — и мы снова вернемся в Мадрид, тогда будет назначен карнавал. О Евгения, представь себе, что они вернутся в столицу увенчанные славой, и мы узнаем их под масками, они будут искать нас и найдут.
— Это будет восхитительно, королева, и я ничего так сильно не желаю, как победы их над врагами.
— Это не так легко, как ты думаешь, Евгения! Дон Карлос, брат моего высокопоставленного отца, станет искать всевозможные средства, чтобы отнять у меня трон. Но тем-то и должны мы гордиться, что наши возлюбленные сражаются за нас! Это нечто такое романтическое, чудное, — с энтузиазмом говорила королева, схватив руку Евгении и горячо сжимая ее. — Франциско Серрано так красив и так благороден, что я буду его любить вечно, хотя я не имею на это права. Дело в том, что моя высокопоставленная мать сообщила мне вчера…
— Вы плачете, ваше величество?
— Что я должна пожертвовать своей любовью во имя этикета и политики!
— Не плачьте только, ваше величество, это для меня ужасно!
— Ты должна знать все, Евгения, потому что ты чувствуешь, как горячо я его люблю. Во время карнавала нам предстоит прием принца Франциско д'Асси, желающего посетить наш двор. Угадываешь ли, по какой причине?
— Чтобы повидать инфанту Луизу.
— Ты не угадала, Евгения.
— Чтобы посетить вашу светлейшую матушку, а его тетку?
— Нет, Евгения.
— Как, так неужели принц едет для того, чтобы…
— Чтобы развлечься при дворе и притом, к моему несчастью, посвататься ко мне, — рыдая, прервала молодая королева свою поверенную.
— Но ведь этого можно будет как-нибудь избежать, — утешая, заметила Евгения.
— Да, ты права, я тоже надеюсь на это! О, мой план уже готов, патер Маттео не смягчит меня, я заметила, что он стоит за принца. Я обезображу себя, я буду так дурна и так нелюбезна, как только возможно; я испугаю его, и если будет нужно, то скажу ему, что я его ненавижу и что я никогда не буду принадлежать ему, — говорила печально Изабелла, в то время как грудь ее сильно вздымалась, а сама она передвигалась порывисто. — Я скажу ему все, скажу, как люблю Франциско Серрано, и тогда он увидит, что ему лучше всего следует вернуться в Неаполь.
— Что бы это такое было? — внезапно промолвила Евгения, бессознательно прижав руку Изабеллы к своему сердцу. — Вы ничего не слышите, ваше величество?
