Анна Малышева - Посланница судьбы

– Что же это такое! – ломал в отчаянии руки Белозерский, после того как заложил свое любимое подмосковное поместье. – Гора меня разоряет хуже карт! Отчего мне так не везет, когда другие на этом же деле наживают миллионы?! Там, на Урале, рядом с моей горой есть другая, вся в изумрудных шахтах… Какой-то неграмотный купчишка, мужик, волосатый зверь, лопается от денег, золото гребет лопатой! Я видал у него в конторе камни, добытые в его шахте, местные мастера их же и огранили… Ах, какие камни, Господи помилуй! Куда ему столько денег?! Он и потратить их с толком и вкусом не сумеет, будет только мошну набивать да кровь пить… Рабочие у него живут хуже кротов, он их штрафами душит, на цепь в шахте сажает… А какие там изумруды! За что счастье такому клопу-кровососу?!

При случае Илья Романович становился весьма человеколюбив и, когда дело не касалось его собственного кармана, а кармана ближнего, даже высказывал социалистические идеи.

– Вам надо остановиться, – уговаривала его экономка, – немедленно прекратить вкладывать деньги в эту бездонную яму. Не слушайте Летуновского! Он затеял с вами какую-то нечестную игру. Я предчувствую беду…

– Нет, нет, ни в коем случае! – не соглашался Илья Романович, вмиг обретая первоначальный кураж. – Я потерял слишком много, чтобы вот так взять и остановиться… Я все верну и с лихвой! Есть там одна наметочка на другом склоне, которого мы еще не касались… Секретная наметочка! Один старый мастер говорит, что там дело выйдет верное!

– Так вы потеряете все, старый осел! – утратив самообладание, негодовала Изольда Тихоновна. Но дело зашло так далеко, что князя, как в былые дни, когда он отчаянно играл, не трогали ни упреки, ни уговоры, ни ругательства. Он только пожимал плечами и гнул свою линию.

Летуновский, напротив, всегда находил для Белозерского много утешительных слов. Никакой вины он за собой не чувствовал. «Что ж, бывает, князюшка, первый блин всегда комом! Не надо впадать в меланхолию, удача не за горами!» Он любил повторять: «Горное дело – штука не простая. С камешками надо обращаться терпеливо, ласково, как с возлюбленными чадами, тогда и они к тебе потянутся…» И супруга его, красавица Теофилия, нежно гладила князю руку, сочувственно смотрела ему в глаза и ободряла: «Не отчаивайтесь! Вас ждет успех в делах. Так показывают карты!»

Илья Романович был обескуражен, не знал, что ему предпринять, как исправить финансовое положение, сильно пошатнувшееся за последнее время. Послушаться ли ему проницательной и осторожной Изольды Тихоновны, прекратить всякие сношения с Летуновским и забыть о «фальшивой горе», уже стоившей ему кругленькой суммы? Или же, напротив, не придавать значения вздорным словам экономки и положиться на судьбу, благосклонность которой так неизменно предвещают карты, разложенные тонкими, почти прозрачными ручками Теофилии? Князь не верил ни в черта, ни в бога, ни в предсказания, но в последнее время так запутался, что не знал, за какую соломинку хвататься.

Однажды князь застал в доме ростовщика целую делегацию уральских купцов, среди которых был и Жевнов. Леонтий Порфирьевич бросился, было, ему навстречу, но Белозерский не подал руки. «Мне известно о ваших неудачах с горой, – ничуть не смутившись, сказал купец, – но поверьте слову, это по первости всегда так! Гора еще себя окажет! Гора верная!» Впрочем, увидев мрачную мину, которую состроил в ответ Илья Романович, утешитель поспешил ретироваться. Белозерский хотел тотчас откланяться, но купцы окружили его плотным кольцом и принялись наперебой давать советы.

– В наших краях еще не такое бывает, – говорил один купец, весьма странной наружности, похожий на цыгана, с серьгой в ухе и со смоляными бакенбардами на изъеденных оспой щеках. – Вам надо было жилу покупать, а не целую гору. Куда ее потом, гору-то? Чертям на колпак?

– Гора может оказаться положительно пустышкой, – подхватил другой, бритый, с насмешливой физиономией, копной рыжих волос на голове и колючим взглядом серых глаз, – часто так и бывает, что ни руды, ни меди, один гранит. Жила была бы надежней и, по крайней мере, не так дорого.

– Гранит, конечно, тоже деньги, – принял эстафету третий, маленький лысый старичок, со слезящимися глазками, говоривший с немецким акцентом, – но вряд ли окупит расходы. Вам бы сейчас жилу приобрести золотоносную. Разом покроете все убытки.

Когда купцы направились в столовую, где был накрыт обед, а Илья Романович на минуту остался с глазу на глаз с хозяином дома, Летуновский мимоходом заметил:

– А ведь немец-то, Шмуке, дело советует. Не зря на Урале с юности отирается. Золотоносная жила могла бы вас нынче спасти…

Разговор этот состоялся в июле тридцатого года. Впервые за много лет Белозерский проводил лето в Москве, а не в деревне. Из всех поместий у него остались лишь Тихие Заводи с небольшой убогонькой деревенькой, несколько лет назад почти вымершей из-за черной оспы, время от времени наводившей ужас на северные губернии. Поместье это и раньше мало давало прибыли, а теперь и вовсе захирело. Не было никакой надежды продать его по хорошей цене. Оставалось продать роскошный московский особняк, таким чудесным образом доставшийся ему в двенадцатом году от сестры, и перебраться на более чем скромную квартиру. Впрочем, суммы, вырученной от продажи особняка, достало бы и на покупку золотоносной жилы, и на приобретение небольшого, но приличного положению князя уютного домика где-нибудь в Замоскворечье. Однако все эти жертвы были бы необязательны, если бы Изольда выдала ему из заветного ящика секретера тысчонок сорок наличными. Ведь там обреталось и поболее! Но непреклонная экономка не желала больше ничего слышать о камнях, горах и жилах, требующих новых расходов.

– Ни копейки не дам! – кричала она. – Ни крестьян, ни поместий у вас больше нет, а значит, доход будет получать не с кого! Денег хватит на ближайшие семь-восемь лет, да и то при скромной жизни! А от скромной жизни вы давно отвыкли, стало быть, и на пять лет не хватит!

– Ловко сосчитали, душечка! – иронически оценил ее выпад Илья Романович. – Да только не учли, что золотоносная жила мне будет приносить в год никак не меньше восьмидесяти тысяч ассигнациями…

– Глупости это все! – в гневе махала на него руками Изольда Тихоновна. – Небось со слов Казимирки поете? Опомнитесь! Угомонитесь! Неужели не ясно, что Летуновский затеял вас разорить? Я с самого начала чуяла, что у него тут есть свой интерес, и видите – не ошиблась! Он обдерет вас, как липку, и оставит подыхать под забором!