Михаил Шевердин - Набат. Агатовый перстень
Слезы показались на глазах Жаннат. Отчаяние охватывало её.
— После «уч-талака» никто не имеет права жениться на бывшей жене. Я тоже знаю закон.
— Э, милая, я побренчу перед носом имама червонцами, и ему сразу же они отобьют память насчет законов, хэ-хэ. Плешивый отдал себя за кукурузную лепешку, а имам... хэ-хэ, за два червонца девственницу за быка замуж выдаст. Да и кто посмеет возражать? Мне... Ого-го! У меня мандат! И чего тебе не нравится? Я ещё молодой, сильный. От меня всякая жена довольна останется, а вот не взял же я другую жену. Ты красива... Будешь у меня единственной женой. У едущего на ишаке ноги не перестают двигаться, у двоеженца уши не перестают слушать. Зачем мне ещё одна жена? Я хочу только тебя. Подойди же, душенька, сядь со мной, как раньше. Обещаю тебе...
Но Жаннат повернулась и ушла в михманхану. Она думала: «Уж очень часто он повторяет: «Я — советский!» Что-то здесь не так!»
Посадив около себя старушку Раиму, она расспрашивала её, что она знает о Хаджи Акбаре.
Все её догадки, сомнения выливались в совершенно определённое и чёткое представление.
«Хаджи Акбар никакой не командир. Очевидно, он имел отношение к Красной Армии, но сейчас он скрывается».
— Матушка, — сказала она, — я тебе говорила: этот человек басмач, разбойник.
— Что ты, миленькая, зятёк очень хороший... Я нищенствовала, пока его не было. А он приехал — и у нас каждый день плов.
— Он кровавый убийца, он скрывается.
— Да что ты, милая! Я за всю жизнь на едала так хорошо, как при нём. Он почтительный, вежливый... Твой отец Хакберды...
— Не говорите мне об отце, — вспыхнула Жаннат, — разве родной отец продаст дочь в рабство?!
— Но, но...
— Матушка, Хаджи Акбар — зверь и людоед.
— Э, доченька, он хороший человек. Да ты знаешь, как бы твой отец расправился со мной, если бы я поступила так, как ты?.. Другой замучил бы такую своенравную до смерти. Ты ему села на голову, а он готов исполнять твои прихоти. Ты молода, и прелести твои — твоё оружие, доченька. Муж и жена подерутся и помирятся. Смотри, он закрыл глаза на твоё поведение. Нет пределов его великодушию... Послушай меня — будь ему хорошей женой...
— Что ты говоришь, мама?.. У меня над головой тучи несчастья, а ты...
— Что я? Что я? Вот пришёл бы с гор Хакберды, поговорил бы с тобой палкой...
— Мама!
— Что мама! Да, зятёк сказал, что ты с чужим мужчиной... э... в городе. Но он, Хаджи Акбар... берёт тебя...
— Врёт он! Но не в этом дело. Я теперь не та. Советская власть научила меня...
— О покровительница всех мусульманок, о Фатима-ханум, дочь пророка, укороти язык этой безумной... Сколько ты ни говори, ни болтай, а всё будет так, как хочет твой муж Хаджи Акбар. А что до того, неучёная ты или учёная, и белую овцу привязывают за ноги, и чёрную — тоже за ноги...
— Он негодяй, насильник... Я пойду... я найду Красную Армию, скажу, что он спрятался здесь. Только ноги поправятся, отдохнут — и побегу.
— Такой хороший человек, и...
— Мама, он ужасный человек. Если б ты только знала, что он делал со мной... Развратный человек... — И она зашептала на ухо Раиме, вся покраснев от стыда...
— Ой, бой, доченька, разве так говорят про мужа?! На то он и муж, чтоб его ублажать... По молодости так говоришь. Подумай, помирись с ним...
Не желая слушать доводов и уговоров, Жаннат вышла.
Ей хотелось плакать. Мать стоит на своем, раны на ногах болят. Физический ужас испытывала молодая женщина при мысли, что придётся идти до погранзаставы пешком. Да есть ли теперь кто-нибудь на заставе?
Всё же утром на рассвете она уйдёт.
Обедали все вместе. На этот раз Хаджи Акбар даже не ворчал, а проявил в некоторой мере любезность. Он пытался грубовато заигрывать с Жаннат, но, встретив отпор, вернулся к своему излюбленному месту у хауза. Он долго беседовал с начавшими появляться к вечеру во дворике какими-то людьми, которых старушка безмолвно пропускала в калитку и так же безмолвно выпускала.
После вечернего намаза старушка снова начала доказывать Жаннат, что Хаджи Акбар — человек хороший.
— Поди к нему! — сказала Раима. — Стели постель.
— И это говоришь ты мне, матушка. Он тебя подговорил.
— Что ж такого... Только дурак встанет между женой и мужем. Он тебе муж.
— Нет.
— А какой хороший человек. Он даже не рассердился на твои слова... Правильно говорится: медная голова у мужчины лучше золотой головы у женщины...
Озноб пробежал по спине молодой женщины.
— Ни за что!
— А какой доброты человек! Смотри!
И Раима, развернув тряпочку, показала дочери золотые монеты.
— Вот эти пять червончиков «суюнчи» он дал, когда приехал... О друг божий! Он сказал: «На, матушка, вот вам подарочек. Только прошу никому не говорить, что я здесь! Никому». Да, да, а вот эти два он подарил мне за то, что я его холила, кормила... А вот ещё десять — новое «суюнчи», чтоб я тебя уговорила, преодолела твоё упорство, доченька.
— Мама! — горя от возмущения, только и могла сказать Жаннат.
— Что ты кричишь «мама, мама!» Ты посмотри, какие они жёлтенькие да гладенькие. Приложи монетку к щёчке... Так и ласкает душу. А как сияют!.. Никогда я не видела золота, доченька, а вот довелось на старости лет. Разве твой отец Хакберды видит такие деньги?! Только серебро видит, да и то са-мую малость... Плюнуть только... А я теперь богата... богата.
И трясущимися руками Раима перебирала жёлтые кружочки, гладила их, и слёзы счастья катились по её щекам, падали на морщинистые иссохшие груди, видневшиеся в прорехе платья.
— Боже! — простонала Жаннат. Ужас, жалость, горе, любовь — всё пере-мешалось в её душе. Но вдруг Жаннат вздрогнула. В неразборчивом лепете беззубой старухи прозвучали слова, мгновенно вызвавшие тревогу.
— Что? Что вы сказали, матушка?
— Такой добрый человек. Я ему сказала... про твои слова: что ты хочешь пойти на заставу... искать красного командира.
— Боже, мама, что вы наделали? Мне надо бежать. Он убьёт меня...
Она вскочила и выбежала во двор. При свете чирага Хаджи Акбар беседовал у хауза с какими-то людьми в чалмах. Стараясь не шуметь, согнувшись, Жаннат скользнула к калитке и открыла её.
— Куда? — Калитку загородил вооруженный человек, и Жаннат почувствовала, что сильные руки держат её за плечи.
Её подтащили к хаузу. Все поднялись и смотрели на неё.
— Крикнешь, — сказал Хаджи Акбар, — конец тебе.
— Вот эта? — спросил один из сидевших на паласе.
— Да, господин Нукрат, — пробормотал Хаджи Акбар, — побежала... какая скорая.
