Алексей Иванов - Тобол. Много званых
Матвей Петрович мгновенно понял, что случилось. Кто знал о тайном ходе, кроме него и Ремезовых? Только раскольники. Это они откопали ход и проникли в хранилище пушнины, отомкнули дверь хранилища изнутри, а караульного солдата зарезали. И нету никакой кражи, казна не тронута: раскольники не воры, они рвались из темницы на волю, а казённые соболя им ни к чему. Но вскрытый подземный ход для Матвея Петровича был куда более страшной угрозой, чем пропажа соболей. Нестеров сразу сообразит, что губернатор его обдурил. Воровство – грех малый, царь помилует, а коварства Пётр Лексеич не простит. За воровством – корысть, а за коварством – измена! Нельзя, чтобы Нестеров обнаружил подземный ход!
Матвей Петрович вышел из башни в караулку и тщательно затворил дверь. Слава богу, что всё это видел только верный Капитон.
– Беги на двор, – спокойно приказал он Капитону, – пускай Данила сей миг заложит мне кошёвку. А Васька и Гришка пускай берут ружья и летят сюда на охрану. И чтобы тихо, без переполоха!
В это время на другом конце Тобольска открылись ворота подворья купца Чурилова, и на дорогу выехал обоз из десятка саней. В санях по двое и по трое лежали укутанные в тулупы раскольники. Купец Чурилов вышел из ворот вслед за обозом и перекрестил беглецов двоеперстием. Обоз проехал по Кондюринской улице и по мосту через речку Тырковку, прокатился по Собачьему переулку и вывернул на Тюменскую улицу. Ночной сторож на околице отволок рогатки, пропуская обоз на санный тракт, который спускался на Иртыш, пересекал реку и далее уходил по Тоболу на Тюмень. Возница с передних саней сунул в ладонь сторожа серебряный рубль.
А кошёвка Матвея Петровича неслась по Никольскому взвозу к дому Ремезовых. У знакомого угла Капитон натянул вожжи. Матвей Петрович выбрался из кузова и принялся колотить в калитку. Во дворе загавкали псы.
– Кто там? – с крыльца окликнул Леонтий.
– Лёнька, открывай, беда! – ответил Матвей Петрович.
– Что стряслось? – распахивая дверку, спросил Леонтий.
– Батьку и брата буди, – перешагивая порог калитки, велел Гагарин. – Раскольщики по нашему подземному ходу сбежали.
– В погоню кинемся?
– Да плевал я на них! – в сердцах рявкнул Матвей Петрович. – Пролом в наш лаз надо скорой заделать, пока Нестеров не явился!
Матвей Петрович мыслил ясно и чётко. Ремезовы спрячут все следы тайного хода – и в башне на взвозе, и в столпной церкви. Дверь в башню запрут, как было. Нестеров должен убедиться, что никто в его хранилище не пробирался. А караульного убили не для грабежа. Солдат просто отлучился из караулки по нужде и увидел убегающих раскольников, а они его зарезали, чтобы не поднял тревогу. Матвей Петрович по долгому опыту царедворца и казнокрада знал: когда лжёшь, надо иметь полную картину своей лжи, надо продумать и заучить её во всех мелочах, и тогда никто тебя не опровергнет.
Как раскольники убежали, если считать, что никакого подземного хода нет? Да как обычно бегут. Добыли где-то нож. Дождались, когда оба сторожа у церкви задремлют. Ножом сквозь щель сдвинули засов на двери и вышли. Сторожа этого и не заметили. Может, пьяные были. Сторожей надо в плети, а потом поскорей сослать куда-нибудь в Якутск.
Матвей Петрович подогнал свою кошёвку к столпной церкви. Рядом остановились и сани Ремезовых. Два караульных, что грелись у костра, вскочили, сдёрнули шапки и поклонились губернатору. Эти дурни и не ведали, что подвал у них за спиной уже пустой внутри, как барабан.
– Отменяю ваш караул, – сказал Матвей Петрович. – Ступайте в мой дом, ждите меня в людской. С рассветом приду.
На рассвете он придёт со стражей, и эти парни загремят в каземат.
В подвале церкви Матвей Петрович увидел то, что и ожидал увидеть: разрытую яму и отверстый зев колодца. Ремезовы, все трое, подошли и встали рядом с губернатором. Леонтий тихо присвистнул.
– А я говорил – не надо их с цепей снимать, – сказал Семён Ульянович.
Гагарин слез в яму и поднял замок, на который была заперта крышка колодца. Из замка торчал ключ. Гагарин вынул его и показал Ремезову.
– Откуда у них твой ключ, Ульяныч?
Семён Ульянович яростно вперился взглядом в Семёна. Это Епифания украла ключ, понятно же! Она приносила сюда обеды – здесь и снюхалась с одноглазым дьяволом, который чёрта уболтает! Угодил сынок с невесткой! Даже в темноте Семён Ульянович видел, как помертвело лицо Семёна.
– Мой грех, – сказал Семён Ульянович. – Ключ моя холопка украла. Она раскольщица. Небось тоже сбежала. Впопыхах-то я не видел, дома ли она.
– Не было её дома, – тихо покачал головой Семён.
– Убить вас всех, Ремезовых, мало, – в сердцах сказал Матвей Петрович.
– Лёнька, лезь в дыру, – распорядился Семён Ульянович. – Палаты запри изнутри, затем в нижней каморе подмети. Как раствор будет готов, пролом закладывай кирпичом сызнова. Сенька, а ты иди в мой балаган у новой стены кремля, там есть известь и песок. Замеси раствор и тащи сюда.
– Успеем до рассвета? – спросил Гагарин.
– Успеем и ране.
Семён вышел из подвала на улицу и посмотрел через Прямской взвоз на святую Софию, угловато и пустотело светлеющую сквозь темноту, словно призрак. В душе Семёна всё неподъёмно огрузло. Ну, как всё это пережить? Епифанюшка предала его. Ночью она ложилась с ним в постель, а днём, оказывается, готовила побег. Готовила долго, обстоятельно, упрямо. Всё то, что он ей уже подарил, и всё то, что ещё хотел подарить, не пересилило её тяги к единоверцам. Где она сейчас, его Епифанюшка? Куда она убегает? И Семён вдруг ощутил, что в нём нету ненависти к Епифании, нету гнева. Хоть убей, нету. Ему было нестерпимо жалко её. Она стремилась к погибели, а он не смог её остановить. Это он виноват в её бегстве. Он слишком мало сделал, чтобы Епифанюшка ему поверила. Но он всё исправит, святая София – свидетель. Он найдёт свою раскольницу и спасёт её. В Сибири она от него нигде не скроется, потому что его отец знает всю Сибирь от края и до края.
А санный обоз беглых раскольников мчался по ледяной дороге Тобола мимо оснеженных ельников, и тёмный небосвод над ним был размашисто расчерчен адамантовыми крестами созвездий: блистала Колесница, блистало Коромысло, блистал Плуг, и от полудня до полуночи простирала пернатые крыла Гусиная Стая. Лёжа в санях, Авдоний смотрел на звёзды, обнимал спящую рядом с ним Епифанию и торжествовал. Он на воле! После стольких лет гонений и невзгод он всё же вырвался на волю! У него всё получилось! Рядом с ним – его братья, обретённые в муках и скитаниях. Они верят ему безоглядно, и души их твёрже драгоценных камней. С братьями он отыщет заповедное средокрестье земли, озарённое Чигирь-светилом, и воздвигнет на нём Корабль, который вознесёт их всех к высоким берегам праведных.
