Константин Сергиенко - Тетрадь в сафьяновом переплете
— Куда держите путь, высокие путники? — спросил Кара-Вазир, и на его одутловатом лице появилась вежливая улыбка.
— Я направляюсь в Константинополь, — ответила леди Кенти. — А мои спутники разъезжают по своим делам. Но что вы делаете в этих местах? Здесь так малолюдно.
— Я исполняю свой долг, — сказал Кара-Вазир.
— Вы местный эфенди? — спросил Осоргин.
— Нет, я не местный, — ответил Кара-Вазир, — я тоже путешествую.
— Вот как? — воскликнула леди Кенти. — С какой же целью?
— С благороднейшей, благороднейшей целью, — заверил Кара-Вазир.
— Откуда же вы прибыли? — спросил Осоргин. Кара-Вазир махнул неопределенно рукой.
— Вы представляете турецкое правительство? Кара-Вазир вскинул руки в защитительном жесте.
— Нет, нет! Ни в коем случае!
— Венецианского дожа, албанцев? — перечислял Осоргин.
Кара-Вазир вздохнул:
— Я представляю сам себя.
— Забавно, — произнесла леди Кенти.
— Но вы же являетесь подданным какой-то страны, — допытывался Осоргин.
— Увы, — ответил Кара-Вазир.
— Значит, у вас нет разрешенья на въезд?
— Есть, есть, — торопливо сказал Кара-Вазир.
— Я ничего не понимаю, — произнес Осоргин.
— Угощайтесь, досточтимые путники! — Кара-Вазир указал на фрукты.
— Что же вы хотите от нас услышать? — спросила леди Кенти.
Кара-Вазир сложил руки на груди.
— Я ничтожнейший из ничтожных, я странствую по земле в поисках истины.
— Сочувствую вам, — сказал Осоргин. — Вы задались целью, к которой стремились многие древние мудрецы. Однако для этого не обязательно странствовать, истина внутри нас. Диоген размышлял, сидя в бочке.
Кара-Вазир воздел руки.
— Небо ниспошлет мне истину!
— Вы мусульманин? — спросил Осоргин.
— Нет, нет, ни в коем случае! — воскликнул Кара-Вазир.
— Странно, — пробормотал граф. — А где вы научились говорить по-русски?
— Я состоял на службе у государя, — ответил Кара-Вазир.
— Какого, позвольте узнать?
— Незабвенного государя Петра Федоровича.
— Вам, должно быть, не повезло, — проговорил Осоргин. — Когда государь скончался, вы попали в опалу?
— Нет, нет, ни в коем случае! Он не скончался! — воскликнул Кара-Вазир.
— Вот как? — изумился Осоргин. — Вы так полагаете?
— Я знаю, — важно произнес Кара-Вазир и указал пальцем в небо: — Мне было ниспослание.
— И где же по-вашему он нынче находится? — спросил Осоргин.
Кара-Вазир вздохнул.
— Я странствую в его поисках.
Петр Иванович переглянулся с леди Кенти. Та вступила в разговор:
— У вас есть определенный замысел поездки или вы едете, как говорится у русских, куда глаза глядят?
Кара-Вазир развел руками.
— Я вас могу заверить, что слухи о чудесном спасении государя ложны, — сказал Петр Иванович. — Этими слухами пользуются самозванцы. Вы, должно быть, слышали о восстании казака Пугачева? Он тоже называл себя государем Петром Федоровичем.
Кара-Вазир полузакрыл глаза и покивал головой.
— Как сказывали мне в Петербурге, самозванцев пропасть, даже и нынче их вылавливают то на Урале, то в Малороссии. Этим людям не живется спокойно, им хочется воевать, поднимать возмущение, а то и простые попадаются воры, смутят народ, соберут пожертвованья, средства, а потом скроются, бросив остальных на произвол судьбы. Вы не боитесь встретить такого «Петра»?
— Нет, нет, ни в коем случае! — Кара-Вазир открыл глаза. — Вы забываете, что я знал истинного государя. Я даже сидел с ним за одним столом и пил за здоровье нашего народа.
— Позвольте узнать, какого? — спросила леди Кенти.
— Кроме того, — продолжал Кара-Вазир, не отвечая, — после чудесного спасения государь переселился в наши края и счастливо правил, пока не уехал в Россию, где обретается ныне и где я собираюсь его разыскать.
— Но откуда же вы явились, удивительный путник? — воскликнул Петр Иванович Осоргин. — Откройте нам тайну!
— Я приехал из Черногории, — ответил Кара-Вазир.
История черногорского государя
Я вновь прерываю связный рассказ о путешествии, чтобы прояснить читателю некоторые места разговора с Кара-Вазиром, дополнить их сведениями, которые я добыл в последующие годы.
Самозванство в нашем народе дело известное, но всегда новое и удивительное. Пошло это, кажется, со смутных времен, когда после смерти Грозного престол занял несчастливый Годунов. При нем погиб в Угличе малолетний сын Грозного, наследник престола царевич Дмитрий. Народная молва стойко держалась того мненья, что Дмитрия хотели убить, но он чудесным образом спасся, вместо него же погиб другой.
Так ли было или вовсе не так, но тут же явился человек, который и объявил себя спасшимся Дмитрием. Это был беглый расстрига Отрепьев, обретавшийся в польской земле и набравший там целое войско. Взлет его был чуден и легок, а падение ужасно и быстро. Лжедмитрий вошел в Москву, но там и погиб, едва обвенчавшись с гордой полькой Мариной.
Но и в гибель этого Дмитрия не поверил народ. Тут же явился второй самозванец, за ним третий. Живуча народная молва, неистребима вера в «хорошего царя». Этой верой пользовались многие отчаянные люди.
После несчастливого конца Петра III в Ропше поползли слухи, что и ему удалось спастись. По крайней мере, он был внуком великого Петра, природным государем, не то что заезжая иноземка Екатерина.
То говорили, что спасшийся государь скрывается на Яике у тамошних казаков, даже молебны во спасение служили местные священники. То кто-то видел, как государь в гусарском мундире проезжал по Малороссии и раздавал золотые. То находились люди, самолично говорившие с Петром Федоровичем.
В 1765 году на демидовских уральских заводах появился человек, назвавший себя сенатским фурьером Михаилом. Резцовым. «Фурьер» этот вмешался в распрю между работниками и приказчиками, принял сторону народа и даже послал властям ордер с требованием не чинить насилий. «Фурьер» был пойман, посажен в острог, а на допросах показал, что государь Петр Федорович жив и будто с губернским начальством разъезжает вокруг по ночам, разведывая о народных обидах. При «фурьере» был обнаружен и печатный указ о присяге прежнему государю. Пытки не сломили этого человека, его били кнутом, клеймили и навечно сослали в каторгу.
Вслед за смутными вестями о спасенье появились и сами «спасенные». На Черниговщине, под Курском, в Воронежской губернии и на Урале один за другим объявлялись императоры и на короткое время смущали умы и возрождали надежды. С самозванцами расправлялись нещадно, государыня Екатерина не терпела «чучел», говорила о них с презрительным смехом, не ведая, что придется ей и задуматься, когда в дело вмешается зимовейский казак Пугачев.
