Феликс Гра - Марсельцы
Собрание закрыто.
Батальон снова выстроился в ряды. Телеги с пушками и походной кузницей заняли свои места в арьергарде, и мы пошли в речной порт, где для всех было приготовлено обильное угощение: вино, хлеб, маслины, орехи и чеснок.
В течение многих часов народ ел, пил, плясал и пел, а барабанщики продолжали выбивать фарандолу на своих барабанах.
Глава шестая
НА КРАЮ ГИБЕЛИ
Невозможно передать словами, как горд и счастлив был я своим вступлением в батальон марсельцев. Вместо того чтобы танцевать, петь и веселиться с толпой, я степенно, как подобает настоящему мужчине, беседовал с новыми товарищами, заводил знакомства, чокался и выпивал стаканчик вина то с одним, то с другим.
Меня смущало только одно: все мои новые знакомые непременно начинали с того, что спрашивали:
— Сколько тебе лет? И как тебя зовут?
— Меня зовут Паскале, — отвечал я им и, становясь на цыпочки, чтобы казаться выше, добавлял: — Мне уже минуло шестнадцать лет!
При этом я с независимым видом пощипывал воображаемые волоски над верхней губой.
Но, увы, кожа на моем лице была в то время гладкая, как яичная скорлупа. Проклятые усы не росли, да и только! Сколько раз я украдкой проводил языком по верхней губе в надежде ощутить хоть какой-нибудь признак растительности — напрасно!
Стараясь как можно более походить на марсельцев, я воткнул ивовую ветку в дуло своего ружья и хорошенько запылил свои башмаки, чтобы придать им походный вид. Да, я готов был весь вываляться в пыли!
Неожиданно я вспомнил, что уже несколько часов не видел Воклера. Куда он девался? Я стал искать его в толпе.
Вдруг позади себя я услышал хлопанье бича и звон бубенцов. Обернувшись, я увидел карету, которую, с трудом прокладывая себе путь в толпе, шагом везли две лошади. Я посторонился, чтобы дать экипажу дорогу и… что же я увидел! Это была карета маркиза д’Амбрена. Великан Сюрто в костюме кучера правил лошадьми. Рядом с ним сидел… мой отец! Лицо старика было исполосовано красными рубцами; он казался жалким и несчастным; с изумлением, смешанным с испугом, отец глядел на поющую и пляшущую толпу…
Карета медленно проехала мимо меня. В глубине ее я еще успел разглядеть маркизу д’Амбрен с сыном и дочерью и самого маркиза. Переводя снова взгляд на козлы, я увидел, что Сюрто заметил меня. Его злобные глаза впились в меня и, казалось, говорили: «Ты в моих руках!»
Карета проехала. Толпа снова сомкнулась за ней. Пляска и пенье возобновились. Я стоял, как завороженный, и не знал, что предпринять. Мой отец проехал мимо меня, и я не сказал ему ни слова, не спросил даже, как живет старушка-мать! Побежать за каретой? Но ведь глаза Сюрто достаточно ясно сказали, что ждет меня, если я попаду к нему в руки…
Не зная, что делать, я снова стал искать Воклера. Если он будет со мной, я не побоюсь подойти к отцу. При Воклере Сюрто не посмеет и пальцем тронуть меня!
Но Воклер словно сквозь землю провалился. Я решил пробраться к паперти собора, чтобы оттуда посмотреть, не мелькает ли среди моря голов красный султан моего друга. Но в этот самый момент тяжелая рука опустилась на мое плечо и сдавила его, как тисками. Я живо обернулся: это был Сюрто, а с ним мой отец… Оказывается, едва лишь карета выбралась из толпы, Сюрто передал вожжи графу Роберту, а сам вместе с отцом отправился разыскивать меня. Наивный старик искренно обрадовался, что нашел меня!
Я сделал попытку вырваться из рук своего мучителя. Но не тут-то было! Пальцы его, словно железные крюки, цепко держали мое плечо.
— Пойдем, — сказал он. — Твой отец хочет, чтобы ты вернулся домой.
— Я не хочу! Я свободный человек, я вступил добровольцем в марсельский батальон! — закричал я и снова отчаянно рванулся из его рук. Но Сюрто продолжал тащить меня к майору Муассону, который стоял невдалеке. Отец, прихрамывая, ковылял сзади и ласково говорил:
— Ты должен вернуться домой, сынок. Этого хочет сам господин маркиз.
Заметив, что мы о чем-то спорим, майор Муассон сам подошел к нам.
— Что случилось? — спросил он.
— Этот сорванец убежал из дому. Отец разыскал его и хочет заставить вернуться домой, к матери, которая едва не умерла от горя…
— Так вот оно что! — сказал майор и, обернувшись ко мне, сурово нахмурил брови: — Зачем же ты огорчаешь своих стариков? Ступай, гражданин, ступай домой. Нация еще не нуждается в тебе. Позже, когда у тебя вырастет бородка, мы снова примем тебя в марсельский батальон.
И, не слушая моих возражений, майор повернулся на каблуках и удалился.
Отец бормотал ему вслед слова благодарности. Сюрто же снова грубо схватил меня за руку и поволок прочь от толпы. Отец не поспевал за ним и скоро отстал.
Я понял, что погиб! Один Воклер мог освободить меня, так как только он один знал мою историю. Но его не было поблизости! Должно быть, он вместе с Лазули собирал снаряжение для дальнего похода.
О, если бы при мне были мое ружье и сабля! Но я оставил оружие в кордегардии… Беспомощный и беззащитный, я больше не пытался сопротивляться Сюрто и только тоскливо поглядывал по сторонам, не покажется ли где-нибудь спасительный султан Воклера…
Сюрто потащил меня по пустынным улицам аристократического квартала. Скоро мы пришли к воротам авиньонского дома маркиза д’Амбрена. Карета стояла посреди двора. Но вместо того, чтобы распрягать лошадей, вокруг кареты суетились слуги, нагружая ее под наблюдением графа Роберта и Аделины чемоданами и корзинами со снедью. Увидев меня, молодой граф захохотал:
— Поймали тебя, наконец, маленький разбойник! Отлично! Сюрто! Посадить его в подвал! Да гляди в оба, чтобы он не убежал!
Отец по своему обыкновению опустился на колени и благоговейно поцеловал руку этому извергу. Аделина, услышав слова брата, стиснула руки и отвернулась; чтобы не видеть меня. Я внушал ей жалость, но, очевидно, она не смела за меня вступиться.
Сюрто втолкнул меня в дом. Он поднял откидную крышку люка в полу посредине прихожей, и я увидел лесенку, ведущую в подвал. Сюрто заставил меня спуститься вниз по темному ходу.
В глубине подвала Сюрто открыл ключом маленькую дверцу и швырнул меня на каменный пол какой-то мрачной и темной каморки.
— Вот твои апартаменты. Если проголодаешься, можешь грызть собственную руку, а другую не забудь приберечь назавтра.
Я пробовал разжалобить Сюрто, но палач был неумолим. Пинком ноги он оттолкнул меня и сказал, заикаясь от ярости:
— У тебя слишком длинный язык. Ты видел больше, чем следует! Помнишь, как ты притаился на верхушке дуба в Гарди? Помнишь вечер в больнице! Мне невыгодно, чтобы ты говорил об этом! Но теперь я спокоен: тебе придется волей-неволей держать язык за зубами!
