Георг Борн - Грешница и кающаяся. Часть I
— Оригинально, как и всегда! — проговорил принц, смеясь.
— Господин граф заслуживает особого внимания, как ни странно, случай мне, кажется, благоприятствует. Я надеюсь еще сегодня собрать некоторые сведения о нем.
— Сегодня, каким образом? — спросил принц.
— Дело в маленьком rendez-vous[1], которое я, рассчитывая на позволение вашего королевского высочества, назначил в павильоне, что находится вот там, на опушке леса.
— Снова интересное приключение? В самом деле, барон, вы неистощимый мастер на выдумки; без сомнения, вы ожидаете даму.
— Конечно, ваше королевское высочество, но только в надежде получить от нее сведения, которые могут заинтересовать и вас.
— Мне бы очень хотелось застигнуть вас в павильоне, чтобы посмотреть, кто та дама и не нарушите ли вы программу своего rendez-vous.— Принц многозначительно посмотрел на камергера.— Но вы знаете, что я подвергнусь немилости, если до окончания охоты оставлю своего августейшего дядю.
— Одного взгляда было бы достаточно, ваше высочество, чтобы убедиться, что лишь любознательность составляет цель этого свидания, так как дама, которая будет ожидать меня в павильоне…
Камергер шепнул принцу на ухо какое-то имя, и затем оба быстро поскакали к коляске короля.
Уже вечерело. Золотистые лучи заходящего солнца еще освещали верхушки деревьев и играли на листьях. Кругом было тихо. Летний вечер мало-помалу спускался на землю. Принцесса Шарлотта с наслаждением глядела на окружающую природу.
— Посмотрите, какой очаровательный красный цвет, господин граф,— обратилась она к Эбергарду, после того как король подозвал к себе принца Этьена, может быть, даже с тем, чтобы оставить свою племянницу в обществе графа Монте-Веро.— Какая цветовая гамма! Должна сознаться, только сейчас вижу всю бедность нашей раззолоченной столичной роскоши. Как ласкает взор темная зелень ветвей, облитых красноватыми лучами заходящего солнца!
— Красота и тайны природы всегда составляли мою единственную радость,— отвечал Эбергард.— Я рос, окруженный ею, я любил ее, как дитя любит свою мать.
— Полагаю, со мной было бы то же самое, если бы я чаще видела ее.
— Исполнить это желание не так трудно, ваше высочество. Но мне кажется, что после удовольствий богатой придворной жизни вас не удовлетворит скромная и тихая природа.
— Напротив, граф, такая перемена была бы мне очень по сердцу. Мы одни. Сознаюсь, мне крайне надоели весь этот этикет и потоки заученных приторных фраз.
— Мне кажется, я понимаю вас, принцесса,— сердечно ответил Эбергард.
— Так сбросим же с себя личину светскости, которую оба так ненавидим, пока находимся вне общества поклонников этого идола. Я счастлива, что нашла в вас человека, который с первой же встречи произвел на меня впечатление своей благородной правдивостью.
— Как приятно и утешительно мне это слышать, принцесса!
— Поверьте, это от души! Отстанем немного от кавалькады, или, может быть, вы страстный охотник и я злоупотребляю вашим вниманием, удерживая вас!
— Даже охота на диких зверей дальнего юга не может заменить для меня этот час, принцесса. Или, может быть, вы думаете, что я разделяю все те благородные страсти, которые составляют идеал большей части придворных? Нет-нет, доставьте мне удовольствие остаться подле вас.
Эбергарду было действительно приятно в обществе очаровательной Шарлотты; ему нравились ее чистосердечие, ее грация и доверие, которое она питала к нему.
Он, который имел случай изучить до тонкости женское сердце, ценил в молодой принцессе ее врожденную непринужденность, откровенность и с удовольствием беседовал с нею.
Увлеченные разговором, граф и принцесса выпустили из рук поводья, предоставив своим лошадям самим следовать за кавалькадой. И они не заметили, как на перекрестке лошади их свернули вправо на дорогу, которая вела к темному лесу. Сначала вдали слышались шум голосов и лай собак, но вскоре замер последний звук, выдававший присутствие королевской свиты, и прекрасная пара осталась наедине, окруженная полумраком и тишиною леса. Вдруг послышались выстрелы; граф и принцесса остановили лошадей и тут заметили, что находятся возле глубокого оврага.
Почти в ту минуту, когда замолкли выстрелы, ветви кустов, подле которых остановилась принцесса, неожиданно раздвинулись и на лошадь девушки с яростью метнулся олень, вероятно, раненный или испуганный выстрелом.
Лошадь принцессы, увидев взбешенное животное, взметнулась на дыбы, чтобы одним скачком увернуться от удара оленя; но она находилась только в нескольких шагах от пропасти, и, сделай лошадь скачок назад, глубокая пропасть стала бы могилой и ее и молодой всадницы.
Принцесса вскрикнула в смертельном страхе.
Олень на мгновение замер, но затем, опустив рога, снова бросился на лошадь, чтобы по крайней мере недешево продать свою жизнь.
Эбергард молнией соскочил с коня, выхватив на ходу охотничий нож, и вцепился левой рукой в поводья испуганной лошади.
Шарлотта, лишившись чувств, упала на мох, а Эбергард, зажав в руке нож, ожидал нападения неожиданного врага. Яростное животное ринулось на обнаженное оружие; одним ударом граф сразил оленя, который, захрипев, свалился на землю.
Теперь Эбергард мог позаботиться о своей прекрасной спутнице; бледная, как мрамор, она лежала на мху подле пропасти. Здесь было темно от высоких деревьев, вокруг никого не было, и только теперь Эбергард понял, что совершенно отделился от прочих охотников.
Привязав лошадей к одному из ближайших деревьев, он подошел к безжизненной принцессе, но все старания привести ее в чувство оказались напрасны.
Эбергард не знал, что и делать; но тут, придя почти в отчаяние, он заметил шагах в ста от себя крышу дома, проблескивавшую в последних лучах вечерней зари. Вероятнее всего, это был лесной павильон, какие часто встречались в королевских угодьях. Если даже там и не было лакеев или горничных, домик этот мог послужить убежищем для безжизненной принцессы.
Не теряя ни секунды, граф осторожно поднял Шарлотту на руки и быстро понес в домик. Он не ошибся: это был действительно один из тех лесных павильонов с несколькими комнатами и входами, которые часто во время охоты или прогулок двора служили местом отдыха. Эбергард со своей прекрасной ношей подошел к ближайшей застекленной двери и, отворив ее, внес девушку в большую комнату, где стояли легкие стулья и оттоманка. Осторожно опустил он бесчувственную принцессу на подушки. Веки ее были закрыты, темные волосы рассыпались по плечам. Она едва дышала, обморок был продолжительным и глубоким.
