Сергей Голицын - Сказание о белых камнях
Село Кидекша под Суздалем. Суровая и величавая церковь Бориса и Глеба — 1152 год. В XVIII веке рядом встала другая церковь — святого Стефана — маленькая, словно игрушечная, с высокой двускатной кровлей. Невдалеке поднялся шатер изящной, стройной колокольни.
В Кидекшской церкви Бориса и Глеба только поясок арочек и поребрики как-то оживляют строгую белизну стен. Если вглядеться в каменную кладку, можно различить заложенные первоначальные щелевидные окна.
Кидекша. Там, где находится алтарь, выступают вперед три полукруглые, могучие, словно крепостные башни, апсиды.
Спасо-Преображенский собор в Переславле-Залесском. 1152 год.
Резные намни от первоначального Успенского собора во Владимире 1160 года; львиная маска, капители колонн.
Золотые ворота во Владимире, 1158 — 1164 годы. От седой старины сохранились только сами высокие ворота.
Вертикальные линии выступающих лопаток переходят в полукруглые своды. Между устоями протянулась арочная перемычка, ниже ее, справа, чуть заметна одна из железных петель XII века для навески воротных полотнищ.
Боголюбове, 1158 — 1164 годы. До наших дней от прежнего белокаменного великолепия дошел только переход над аркой к башне и низ левой башни. Колокольня над башней и церковь построены в XVIII веке.
Поперек башни и перехода идет аркатурный пояс, протянулась нитка поребриков, выше — единственное сохранившееся на владимирской земле «тройное окно».
На втором этаже башни заметна заложенная дверь, которая вела когда-то во дворец Андрея
Боголюбово. Внутри башни сохранилась часть аркатурного пояса и ряд поребриков. Сквозь дверь виден переход, по которому Андрей попадал на полати храма.
Ниша за «всходным лестничным столпом». Здесь 29 июня 1174 года был убит Андрей Боголюбский.
Откуда этот обломок белокаменной женской маски и эта голова петуха — с исчезнувшего собора или с дворца Андрея Боголюбского — остается загадкой.
«Соколиные когти». Сохранившийся цоколь храма «изьмечтаного всею хытростью». Подобными «когтями» украшены цоколи двух храмов VI века в Армении.
Икона Владимирской богоматери.
Когда мы любуемся прекрасной картиной, скульптурой, зданием, мы не думаем об их пользе, а просто долго-долго смотрим на них. Они возбуждают в нас «чувства добрые». Другой пользы и не нужно искать в произведениях искусства.
И Золотые ворота — не то храм, не то сказочный терем из тридевятого царства — высятся посреди самой оживленной улицы Владимира. Объезжая их, мчатся автомашины, переваливаясь, заворачивают троллейбусы, спешат озабоченные пешеходы... А белокаменная златоглавая твердыня стояла и будет стоять века. И порой тот же пешеход останавливается в раздумье полюбоваться этим, не похожим ни на какой другой памятником прошлого.
«И украси ю дивно»
«Того же лета создана бысть церкви святая Богородица в Володимери благоверным и боголю-бивым князем Андреем; и украси ю дивно многоразличными иконами и драгим камением без числа, и ссуды «сосудами» церковными и верх ея позлати... и украси ю паче инех церквей...» — так говорится в летописи за 1160 год.
Опять князь создал и украсил. А главный зодчий, а другие мастера? Летописец их, как всегда, не заметил.
Начали каменщики класть стены из белого камня. В Софии Киевской было тринадцать глав, в Софии Новгородской пять, в Успенском соборе города Владимира поднимется лишь одна глава, но зодчие з«али — красота и величие не в величине и не в многоглавии, а в стройности очертаний, в разноличном, во многом «украсно украшенном» узорочье и снаружи и внутри храма.
Прежние белокаменные храмы Юрия Долгорукого были «безнарядны» (без украшений). На четырех столбах, на четырех стенах держались там полукруглые своды и купол. Новый храм строился намного шире, длиннее и на шести столбах.
Артель камнесечцев, исконных жителей владимирских и суздальских, главный зодчий особо поставил, дал им трудную работу, понадеялся на них.
Ни сами эти мастера, ни их отцы и деды раньше не знали, как долотить камень, а была у них давнишняя сноровка: умели они вырезать из дерева и украшать резьбой все, что им заказывали: детские игрушки, ложки, донца, веретена, солоницы и прочую мелочь. А то для украшения деревянных церквей на иконостасах и на царских вратах предизную резьбу из разных переплетенных стеблей, цветов и трав полевых и лесных пускали.
С тех пор как в Суздальской земле войны и княжеские усобицы попритихли, начали бояре один перед другим соперничать, наказывать плотникам-древоделям рубить терема с крылечками да князьками резными, крашеными, с такими травяными завитками на оконных наличниках да на подзорах и причелинах, что выходило просто заглядение.
Вот эту свою ловкую сноровку хитрой резьбы по дереву и старались теперь владимирские и суздальские мастера показать на твердом и неподатливом белом камне.
Нуден и тяжек был этот труд. Писатель XIII века Даниил Заточник упомянул такую народную пословицу: «Лепши есть камень долотити, нежели зла жена учити». И не на каменосечной ли работе родилась печальная песня народная про «бел-горюч камень»?
Русские плотники с древних времен и до нынешнего дня рубят деревянные избы не на тех местах, где им стоять надлежит, а где-нибудь рядом, а потом переносят размеченные бревна сруба на готовый фундамент и кладут их накрепко.
Эту свою сноровку владимирские старинные мастера и приложили к каменной кладке.
В сторонке на земле долотили они камни и плотно подгоняли один к одному. Так мало-помалу получались по четырем сторонам от фундамента распластанные на земле все четыре каменных стены.
Возле этих разложенных по порядку камней садились самые искусные мастера и выводили на них резьбу, какую главный зодчий либо они сами на камнях углем рисовали. Малыми скарпелями понемногу сбивали они фон, а сами узоры не трогали, так рисунок получался выпуклым. Ударяли осторожно, ведь один раз неверно стукнешь молотком по рукояти скарпеля, и ненароком отскочит кусок узора — принимайся сызнова за другой камень.
