Владислав Стрелков - Завещание предков
— Сильно твой самострел бьёт.
Горин осмотрел дырку в стволе, и стал рассматривать арбалет, который я положил на поваленный ствол, пока искал болт в траве.
— Чудной самострел твой, я ещё не видал таких.
Ещё бы. Делал его, взяв чертежи из справочников по вооружениям у отца. Отец был специалистом оружейником, и у него справочников и военных энциклопедий была целая библиотека. Я собрал арбалет, смешав несколько конструкций. И он, не смотря на кустарщину, имел мощный бой. Правда, я стрельнул из него только раз, в стену сарая. Болт пробил её и заодно дверь дома, что оказалась на пути, и воткнулась в косяк следующей двери. После чего он был отобран отцом. Он отвесил мне подзатыльник, осмотрев конструкцию, хмыкнул, и ругать не стал.
— Ага, вот он. — Я нашел болт и направился обратно. Горин крутил в руках арбалет.
— Далеко бьёт сей самострел?
— Триста метр….э-э-э, сто пятьдесят сажен.
Горин пожал плечами, положил арбалет на землю.
— Лучник быстрей и дальше, пока самострел зарядишь, стрел пять выстрелит.
— Согласен, но у арбалета свои достоинства.
С лука я стрелять умею, правда, по сравнению с нынешними мастерами стрельбы, я даже не новичок. Вот арбалет, с него я класс показать могу. Даже без тренировки, Робин Гуд обзавидуется.
Всю жизнь с отцом по гарнизонам. Как стрельбы, так я с отцом. Стрелял из всего что имелось. Стрелял метко, удивляя только отца, остальные хмыкали и говорили — есть в кого. Потом в училище всех удивлял.
Горин стал собирать сумы и вьючить лошадей. Я то же занялся этим же. Собрал пожитки и перебросил на коня. Растяпа я, однако. Остановился, то первым делом самолёты, то бишь кони, потом остальное. Ну, ничего, научусь. Стали обряжаться в броню. Помог сначала Горину. Потом стал сам облачаться. Так как, не смотря на июль, было прохладно, решил куртку не снимать. Надел поддоспешник на куртку, влез в кольчугу, и надел наплечники. Поменял местами часы и браслет, последний зарядил. Надел ремень и прицепил саблю. Всё остальное на месте. Привязал заводного и осмотрелся, вроде ничего не забыли. Горин уже в седле. Прислонил копьё к седлу, придерживая лямку щита, взобрался на коня. Всё, можно ехать. И наш маленький караван запетлял, огибая деревья.
— Илья Демьянович, далеко до ближайшего селения или города?
— Прямо, через четыре версты, будем в Полесках. Если взять левей, будет Заимка. Вправо, вёрст через семь, Хмелевка, потом Дмитриевка, а через пятнадцать вёрст Верши. Шестьдесят вёрст к полудню — стольный град Китеж.
Китеж! Я чуть не свалился на повороте.
— А мы куда сейчас?
— В Полески заглянем. Там зять у меня и младшая сестра. Сестёр у меня три, две замужем. Одна вот в Полесках, Полина. Вторая в Заимке, Агафья. Третья, Софья, в отчем доме, в Вершах.
Через два километра, лес немного поредел. Стали попадаться приличного размера поляны. Кони пошли резвей. И вскоре мы выехали на холм, за которым открылся вид на селение.
Горин нахмурился.
— Что то тихо. Не случилось ли беды?
И начал спускаться с холма, постепенно ускоряясь. Я пустил коней потихоньку, боясь свалится. Хотя умные животные сами не желали мчаться по склону. Как склон стал положе, пустил коней в галоп, нагоняя Горина. Вгляделся в ближайшие дома. Они как будто пустые. Людей нигде не было видно. Въехали в первый двор. Ворота сорваны, у крыльца пятна крови. Дверь в дом выломана, а ставни пробиты стрелами, окна выбиты. Горин соскочил с коня и стал метаться по подворью.
— Да что же это. Полина! Захар!
У сарая с коновязью застыл. Там лежало тело девушки-подростка. С рассеченным горлом и изуродованным лицом.
— Кто это, Илья Демьянович.
Горин повернулся, на глазах слёзы.
— Племяшка моя, Марьюшка.
И сел на землю. Я прошелся по двору. Заглянул в клеть, на углу у сарая. Из глубины на меня смотрели глаза.
— Ты кто? Иди сюда. Я свой, Иди, не обижу.
Из клети выползла девчушка, лет десяти.
— Как тебя зовут?
— Марья я.
— Расскажи, что тут произошло, не торопись. Вспомни всё.
Девчушка стала со всхлипом говорить:
— Вои налетели. Мы с мамой у крыльца стояли. Она меня к клети толкнула, велела тихо сидеть, что бы ни случилось. А они Ульку поймали. Снасильничали. Она одного укусила, так стали ногами топтать. Мама кричала, били её. С соседних дворов крики были.
— Сколько их было, сколько воев ты видела?
— В нашем дворе троих видела, и ещё один у сарая коней выводил. Ой мамочки!
И она заревела в голос. Из-за угла вылетел Горин. Бухнулся на колени и схватил девчонку, прижал к себе.
— Марья, ты жива! А кто же там, в платье твоём?
— Ой, дядьку Илья, беда!
— Что случилось, кто на вас напал?
Маша утерлась рукавом, и всхлипнула.
— Не знаю, я таких воев ещё не видела, страшные, и орут страшно.
— А батька то где?
— На покосе он с мужиками был, у пролеска, рядом.
— Будь здесь.
Горин кинулся к коням, а я за ним. За воротами резко свернул и поскакал за дома. Через триста метров Горин остановился. Там лежали, нет, тут трудно сказать лежали. В изрубленных кусках тела людей было трудно узнать. Меня замутило. Отвернулся. Горин потрясённо сказал:
— Что за звери могли сделать это?
— Монголы, Илья Демьянович, монголы. — Я не узнавал своего голоса. — Они не терпят сопротивления. Им нужны рабы и богатства. На тех. кто берётся за меч, они накидываются вдесятером на одного.
— Их же крушить надо. — Сжал кулаки Горин. — Догнать и уничтожить.
Я смотрел ему в глаза. Там бушевала ярость. Ярость мести. В глазах его я вдруг увидел всех своих товарищей, погибших там, через восемь веков, в никому не нужной войне. Своего отца. Обоих дедов моих, погибших в конце войны.
В голове колоколом зазвучало:
— Помни отцов своих!
4
По полю стелется тревожный набат,У маленьких братьев испуганный взгляд,Я руку тяну за широкую печь,Там спрятан тяжелый дедовский меч,Из дому вышел, крестившись на спас,Я к бою готов, ну и кто против нас?А колокол бьёт, на защиту зовя,Выходят мои боевые друзья.Над ратью летит оглушительный глас:Мы к бою готовы, ну и кто против нас?И вот пред ворогом все как один,От юного воя до старых седин.За спинами родина, мать, отчий дом,Назад не отступим пред жестоким врагом.В последний свой бой мы вступаем сейчас,Песнь смерти пропета, так кто против нас?
Уже полтора часа мы идём по следу. Людей в погоню набралось с десяток, если учесть молодых парней. Точней, семь парней от тринадцати до пятнадцати лет, и древний, но крепкий дед. Парни появились, когда мы вернулись с кровавого поля. Они, вместе с дедом охотились, верней дед передавал молодёжи своё мастерство. Появились женщины и дети, что успели спрятаться во множестве захоронок, или убежать в лес. Над Полесками стоял вой. Парни сжимали свои охотничьи сулицы, угрюмо смотря, как их матери убиваются над телами их отцов. Горин окликнул одного из парней.
