Елизавета Дворецкая - Венец Прямиславы
– Здорова будь, княжна! – наконец он поклонился ей, и у нее потеплело на сердце, когда она услышала его голос и слово «княжна». – Выросла-то ты как, Вячеславна! Прямо как березка стала!
– Здравствуй и ты, боярин! – Прямислава улыбнулась, кланяясь в ответ. – Ты-то вовсе не изменился, такой же орел! – Она подошла ближе. – Будет тебе и обед, и баня, и постель, только ты уж не томи меня, скажи: с чем приехал? Что батюшка? Где он? Здоров?
– Здоров князь и тебе того же желает! – Милюта кивнул и погладил бороду. – Он теперь в селе Ивлянке, на Припяти. На Туров идем. Знаешь ведь про наши дела?
– Как не знать! Когда же вы из Угорщины успели? Ведь это какая даль!
– Да мы в Угорщине и не были, только до Галича добрались. Там нас новости и застали. Не все в Турове воры, слава богу, есть еще те, которые помнят, кому крест целовали. Воинег Державич нам вслед сына послал, тот и рассказал, что надо назад поспешать. Вот мы и повернули. Теперь домой идем, воров взашей гнать. Во Владимире торговые гости говорили, что с собой в Туров князь Юрий холопок взял, а жену оставил, так нам это на руку. Раз, говорит князь, не умел Юрко ценить нашей дружбы, то и поделом… Ну да батюшка тебе сам все расскажет. Собирайся, княжна, до Турова еще ехать долго, а ждать нам некогда.
– Прямо сейчас и поедем? – Прямислава едва верила в такой поворот событий.
– Прямо сейчас, чего ждать-то?
– Ты что же это, воевода, жену от мужа увезти хочешь? – Игуменья Юхимия, до сих пор молча их слушавшая, нахмурилась. – Что князь Юрий-то скажет на это? Кого Бог соединил, того человек не разлучает!
Но Прямиславу ее слова не смутили. Сообразив, что она немедленно, сегодня же пустится в путь и в ближайшие дни увидит отца, она пришла в такой восторг, что все вокруг засияло. За годы жизни в монастыре она привыкла слушаться Юхимию, но теперь речь шла о мирских делах, где слово отца весило больше.
– Не знаю, матушка, – спокойно ответил игуменье Милюта. – Я за князя не решаю.
– Хочет с дочерью повидаться, если рядом оказался, пусть повидается, какой в этом грех? – добродушно посочувствовал отец Селивестр, монастырский духовник.
Он понимал, что не все так просто, но делал вид, будто ничего особенного не происходит.
Игуменья подозрительно посматривала на собеседников, не зная, на что решиться. Отец Селивестр бросил ей многозначительный взгляд: незачем, матушка, на неприятности напрашиваться. Зачем держать в святых стенах деву, за которую вот-вот сцепятся отец и муж? Беды не оберешься…
– Уж кого Бог соединил… – повторила она. – Зачем же Вячеслав Владимирович это придумал? Хочет повидаться – пусть приезжает, мы всегда гостям рады. А княгине надо бы к мужу собираться, он над ней голова.
– Это, матушка, не нашего ума дело, это дело княжье, – ответил игуменье Милюта. – Князь велел мне к нему дочку доставить – я и доставлю. А кто кому голова – не мое дело.
Он говорил спокойно, миролюбиво, но в этом уверенном «доставлю» слышалась твердая решимость. Игуменья умолкла, вспомнив, что ей, при ее сане, не вполне уместно вмешиваться в мирское дело.
– С кем же ты поедешь? – озадаченно спросила она Прямиславу. – У тебя людей-то – нянька старая… Хоть Крестю вот возьми! – Взгляд ее упал на юную послушницу, которая стояла поодаль, якобы на случай, если ее услуги понадобятся, а на самом деле с любопытством ловила каждое слово. – Она тебя проводит, а там вместе назад. Или… – Игуменья колебалась, не зная, придется ли Прямиславе вернуться сюда. – Как там Бог велит… Может, в Туров поедешь… Ну, пришлешь ее ко мне, как не нужна будет. А то нехорошо: скажут, игуменья одну отпустила, будто сироту какую-нибудь…
– Спасибо, матушка, – поклонилась Прямислава.
Ей вдруг стало страшно. Покинуть монастырь, куда она вошла девочкой, пуститься в плаванье по бурным волнам мирской жизни… Прямо сегодня, врасплох… Успокоила ее только мысль о Милюте: с таким кормчим бояться нечего.
Пока Зорчиха собирала пожитки, для женщин отыскали кибитку. После обеда тронулись в путь. Никто их не задерживал: юные князья Юрий и Вячеслав то ли не успели вовремя узнать об отъезде, то ли не решились вмешаться. Игуменья Юхимия благословила в дорогу, и вот уже кибитка выехала на разбитые плахи Апраксиной улицы. Прямислава смотрела в щель наружу, и сердце у нее учащенно билось. Она не помнила ни Смоленска, в котором родилась, ни Турова, из которого ее выдавали замуж, и Берестье стал для нее почти родным городом, единственным хорошо знакомым и привычным. Как часто за эти семь лет она проходила здесь под охраной одной только няньки, а теперь ее провожает целый отряд с воеводой! Еще сегодня утром она не догадывалась, что ей придется так скоро покинуть не только монастырь, но и город. Надолго ли? А может, навсегда? Едет ли она всего лишь повидаться с отцом или судьба ее, казалось бы, навек определенная еще в детстве, решительно меняется?
– Дружба-то вся, выходит, врозь! – бормотала Зорчиха. – И дружба врозь, и родство все врозь.
Прямислава молчала. Родство тем и трудно, что родичи жаждут владеть наследством общего предка и все имеют право на одно и то же. Вокруг Киева, Новгорода, всех русских городов вечно кипит соперничество. Кто старше: младший брат прежнего князя или его сын? Один указывает на более близкую степень родства, а другой на свои седые волосы, и каждый отстаивает свое право старшинства. А так как дядя нередко бывает моложе племянника, а двоюродный дед может оказаться ровесником внука, то разобрать, кто ближе к вожделенному столу, порой мудрено. Кто мечом дотянется, тот и владей. И дерутся эти родичи с такой яростью, что за ними не угнаться и злейшим врагам.
* * *Но вот Берестье давно осталось позади, густели сумерки, а отряд все ехал. Зорчиха дремала, Прямиславу же разбирало беспокойство. Судя по личику Крести, едва видному в темноте кибитки, по ее вздохам и по тому, как она елозила на месте, ей тоже было тревожно. За эти семь лет Прямислава ни одной ночи не провела вне стен Апраксина монастыря, а бедная Крестя давно свыклась с мыслью, что ни в каком другом месте ей отныне не жить – до тех самых пор, пока из кельи не переселят рабу Божью в домовинку. Оказаться ночью посреди чиста поля им обеим было непривычно и тревожно, и хотелось поскорее найти хоть какой-нибудь приют. Вид бескрайнего темнеющего неба, свежий ветер на просторе и далекие крики сов в роще сами по себе были для них приключением.
– Потерпи, княжна, скоро отдыхать будем! – К кибитке приблизился верхом боярин Милюта. – Ждет ведь нас князь, вот я и хочу засветло побольше проехать, чтобы завтра хоть к сумеркам на месте быть. По-хорошему тут дороги на три дня, да ведь поспешать надо! У нас еще Туров впереди.