Капитан Хорнблауэр. Под стягом победным - Сесил Скотт Форестер
— Навались! — орал Браун.
Весла стонали в уключинах, тендер раскачивался. Хорнблауэр снял найтовы с кормовой шестифунтовки левого борта. Ядра он нашел в ящике под ограждением, но пороха там не оказалось.
— Не давай им расслабляться, Браун, — сказал Хорнблауэр, — и присмотри за лоцманом.
— Есть, сэр, — отозвался Браун.
Он протянул крепкую ручищу и схватил лоцмана за ворот. Хорнблауэр юркнул в каюту. Один из пленников выкатился к основанию трапа — Хорнблауэр в спешке наступил на него. Выругавшись, он оттащил связанное тело с прохода; как и следовало ожидать, здесь оказался люк в кладовую под ахтерпиком. Хорнблауэр рывком открыл люк и нырнул вниз. Там было темно, только немного солнца проникало через световой люк в каюту и дальше через открытый входной люк. Хорнблауэр раза два споткнулся о наваленные на палубе припасы. Он взял себя в руки: торопиться надо, но паниковать ни к чему. Он подождал, пока глаза привыкнут к темноте. Над головой слышался голос Брауна и скрип весел. В переборке перед собой Хорнблауэр увидел, что искал: низкую дверь со стеклянным окошком. За ней должен быть пороховой погреб: артиллерист обычно работает при свете фонаря, который горит снаружи.
Обливаясь потом от волнения и усилий, Хорнблауэр раскидал с прохода наваленные припасы и распахнул дверь. Шаря руками в тесном помещении, согнувшись почти вдвое, нащупал четыре пороховых бочонка. Под ногами скрипел порох — от любого его движения может возникнуть искра, и весь корабль взлетит на воздух. Похоже на французов — так неосторожно просыпать на палубу взрывчатое вещество. Он облегченно вздохнул, нащупав пальцами бумажные оболочки картузов. Готовых зарядов могло и не оказаться, а ему совсем не улыбалось отмерять порох черпаком. Нагрузившись картузами, он поднялся в каюту, а оттуда на палубу, в ясный солнечный свет.
Преследователи нагоняли: это были уже не черные точки, но действительно лодки. Похожие на жуков, они ползли к тендеру — три лодки, все более и более близкие. Хорнблауэр положил картузы на палубу. Сердце колотилось и от натуги, и от волнения; чем настойчивее он старался взять себя в руки, тем меньше было от этого толку. Одно дело — планировать и направлять, говорить «поди туда» или «сделай это», и совсем другое — полагаться на сноровистость пальцев и меткость глаза.
Ощущение было примерно то же, что после лишнего бокала вина, — знаешь, что надо делать, но руки и ноги отказываются это выполнять. Основывая наводящие тали пушки, он несколько раз не попадал тросом в огон.
Это привело его в чувство. Хорнблауэр выпрямился другим человеком, стряхивая неуверенность, как стряхнул бремя греха беньяновский Христианин[51]. Он был теперь спокоен и собран.
— Эй, иди сюда, — приказал он лоцману.
Тот забормотал было, что не может направлять пушку на соотечественников, но, взглянув на изменившееся лицо Хорнблауэра, тут же покорился. Хорнблауэр и не знал, что яростно блеснул глазами, только ощутил мгновенную досаду, что его не послушались сразу. Лоцман же подумал, что, помедли он еще секунду, англичанин прибьет его на месте, — и, возможно, не ошибся. Вдвоем они выдвинули пушку, Хорнблауэр вытащил дульную пробку. Он вращал подъемный винт, пока не счел, что при большем угле они пушку не выдвинут, взвел затвор и, загораживая собой солнце, дернул спусковой шнур. Искра была хорошая.
Он разорвал картуз, высыпал порох в дуло, следом запихнул бумагу и дослал бумажный пыж гибким прибойником. Лодки были еще далеко, так что можно было не торопиться. Несколько секунд он рылся в ящике, выбирая два-три ядра покруглее, потом подошел к ящику на правом борту и выбрал еще несколько там. Ядра, которые стукаются о канал ствола и потом летят, куда им вздумается, непригодны для стрельбы из шестифунтовой пушки на дальнее расстояние. Он забил ядро, которое приглянулось ему больше других, — второй пыж при таком угле возвышения не требовался, — и, разорвав новый картуз, всыпал затравку.
— Allons![52] — рявкнул он лоцману, и они вдвоем выдвинули пушку. Два человека — минимальный расчет для шестифунтовки, но, подстегиваемое мозгом, длинное худое тело Хорнблауэра обретало порой небывалую силу.
Прави́лом он до упора развернул пушку назад. Даже так нельзя было навести ее на ближайшую лодку позади траверза, — чтобы стрелять по ней, тендеру придется отклониться от курса. Хорнблауэр выпрямился. Солнце сияло, ближайшее к корме весло двигалось, чуть не задевая его за локоть, под самым ухом Браун хрипло отсчитывал темп, но Хорнблауэр ничего этого не замечал. Отклониться от курса значит уменьшить разрыв. Требуется оценить, оправдывает ли эту безусловную потерю довольно гипотетическая вероятность с расстояния в двести ярдов поразить лодку шестифунтовым ядром. Пока не оправдывает: надо подождать, чтобы расстояние сократилось. Однако задачка любопытная, хотя и не имеет точного решения, поскольку включает неизвестный параметр — вероятность, что поднимется ветер.
Пока на это было непохоже, как ни искал Хорнблауэр хоть малейших признаков ветра, как ни вглядывался в стеклянную морскую гладь. Обернувшись, он поймал на себе напряженный взгляд Буша — тот ждал, когда ему прикажут изменить курс. Хорнблауэр улыбнулся и мотнул головой, подытоживая то, что дали наблюдения за горизонтом, островами, безмятежной поверхностью моря, за которой лежит свобода. В синем небе над головой кружила и жалобно кричала ослепительно-белая чайка. Тендер качался на легкой зыби.
— Прошу прощения, сэр, — сказал Браун в самое ухо. — Прошу прощения, сэр. Навались! Они долго не протянут, сэр. Гляньте на этого, по правому борту, сэр. Навались!
Сомневаться не приходилось — гребцов мотало от усталости. Браун держал в руке кусок завязанной узлами веревки: очевидно, понуждая каторжников работать, он уже прибег к самому понятному доводу.
— Им бы чуток отдохнуть, пожевать чего-нибудь да воды выпить, они еще погребут, сэр. Навались, сукины дети! Они не завтракали, сэр, да и не ужинали вчера.
— Очень хорошо, — сказал Хорнблауэр. — Пусть отдохнут и поедят. Мистер Буш, поворачивайте помаленьку.
Он склонился над пушкой, не слыша стука вынимаемых весел, не думая, что сам со вчерашнего дня не ел, не пил и не спал. Тендер скользил по инерции, медленно поворачиваясь. В развилке прицела возникла черная лодка. Хорнблауэр махнул Бушу. Лодка исчезла из поля зрения, вновь появилась — это Буш румпелем остановил поворот. Хорнблауэр прави́лом развернул пушку, чтобы лодка оказалась точно в середине прицела, выпрямился и отступил вбок, держа шнур. В расстоянии он был уверен куда меньше, чем в направлении, поэтому важно было видеть, куда упадет ядро. Он проследил, как качается судно, выждал, пока корма поднимется на волне, и дернул. Пушка вздрогнула и прокатилась мимо него,
