Генри Хаггард - Копи царя Соломона. Приключения Аллана Квотермейна. Бенита (сборник)

Майер не мог сдерживать ярость. Он повернулся к Молимо и осыпал его бранью на наречии макалангов. Он прибавил, что старик отлично знает, в каком месте скрыто сокровище, и что если он не укажет его, то он, Майер, его убьет, отправив к полюбившимся ему духам.

Лицо Джейкоба приняло такое свирепое, отталкивающее выражение, что Бенита отступила от него, а мистер Клиффорд постарался успокоить компаньона. Хотя Джейкоб схватился было за нож, висевший у него за поясом, и двинулся к старику, Мамбо не пошевелился, не отступил ни на дюйм, не выказал ни малейших признаков страха.

— Пусть себе вредит, — сказал он, когда Майер наконец замолчал. — Так иногда во время бури блистает молния, гремит гром, и вспененная вода струится по лицу скал. Однако потом выходит солнце, гора остается прежней, гроза же затихает, исчезает, теряя силу. Я — скала, он — только ветер, огонь и дождь. Не дано ему ранить меня. Те души, в которые он не верит, собирают его проклятия, чтобы потом осыпать ими его голову, как осколками камней.

Бросив на Джейкоба презрительный взгляд, старик повернулся и исчез в темноте, из которой появился.

Глава XIII

Бенита задумывает бегство

На следующее утро, когда Бенита готовила завтрак, она, подняв голову, заметила Джейкоба Майера, сидевшего на каменной глыбе, с мрачным и унылым выражением лица. Он опирался подбородком на руку и пристально смотрел на нее.

В первый же вечер их знакомства Джейкобу показалось, что Бенита способна внушать мысли, а девушка почувствовала странную близость к нему. С этого дня она во что бы то ни стало старалась поставить между собой и Джейкобом преграду, тем или другим способом удалить его от себя. Но ее попытки не увенчались успехом.

Сейчас, наклоняясь над костром, она испытывала страх под взглядом этих черных глаз, которые, казалось, хотели проникнуть в ее мысли. И вдруг она мысленно решила уговорить отца уехать вместе с ней.

Конечно, такая попытка могла быть весьма опасна. Хотя поблизости пока не было матабелов, но, может быть, они где-то ждали своего часа. Кроме того, даже если было бы возможно собрать достаточно волов, Клиффорды не имели права взять фургон: он принадлежал столько же Майеру, сколько и отцу Бениты, и его следовало оставить Джейкобу. Но в крепости были две лошади, и Молимо говорил ей, что они вполне здоровы и даже потолстели.

— О чем вы думаете, мисс Клиффорд? — поднимаясь, спросил Майер своим мягким голосом с иностранным акцентом.

Девушка вздрогнула, но быстро ответила:

— Я думаю, что топливо отсырело и котлеты будут пахнуть дымом. Вам не надоела козлятина, мистер Майер?

— Вы такая хорошая… о, я говорю то, что думаю… такая по-настоящему хорошая, что вам не следовало бы говорить неправду, даже в пустяках. Дрова совсем не сырые, я сам нарубил их из сухого дерева, и мясо не обкуривается дымом. Главное же, вы не думали ни о том, ни о другом. Ведь вы думали обо мне, как я думал о вас! Но сейчас я не мог угадать, что было у вас в мыслях, вот почему я вас спрашиваю об этом.

— Мистер Майер, мои мысли принадлежат только мне, — вспыхнув, ответила Бенита.

— Вы так полагаете? А я думаю по-другому. Я считаю, что ваш ум — моя собственность, а мой ум принадлежит вам. Природа дала каждому из нас этот дар.

— Я не желала и не желаю такого дара!

— Очень жаль, потому что я дорожу им. Эта собственность кажется мне дороже золота, которое мы не можем найти.

Она быстро повернулась к нему, но Майер поднял руку, как бы удерживая ее, и продолжил:

— О, не сердитесь на меня и не бойтесь, что я буду смущать вас нежными речами. Я выскажусь в свое время, теперь же хочу только указать вам на одно, мисс Клиффорд. Разве не удивительно, что наши умы имеют связь? Неужели это не имеет никакого значения? Если бы я был верующим, как вы, я сказал бы, что нами руководит Небо. Нет, нет, не говорите, что на нас действуют противоположные силы, это возражение слишком банально. Я удовольствуюсь замечанием, что в вас и во мне говорит инстинкт и природа или, если угодно, что нами руководит судьба, что она указывает путь, следуя которому мы могли бы достигнуть великой цели.

— Может быть, мистер Майер, только, говоря откровенно, этот вопрос очень мало интересует меня.

— Уверен, что когда-нибудь он увлечет вас. Я должен извиниться перед вами за то, что вчера вечером при вас вышел из себя. Прошу вас, не судите меня строго: ведь я страшно устал, а этот старый идиот раздосадовал меня рассказами о привидениях, в которых я не верю.

— Если не верите, почему же вы так рассердились? Вы могли бы отнестись к вопросу презрительно и промолчать.

— Право, не знаю, но мне кажется, люди часто боятся, чтобы им не пришлось поверить в то, во что они не хотят верить. Эта древняя церковь действует на нервы, мисс Клиффорд. Подумайте обо всем, что связано с этой капеллой, обо всех преступлениях, много веков совершавшихся здесь, обо всех страданиях, которые в этом месте терпели люди! Без сомнения, в пещере или поблизости приносились человеческие жертвы; большое обугленное кольцо на скале могло служить местом для жертвенных костров. Удивительно ли, что это место действует на нервы, особенно когда не находишь того, чего ищешь, — великого сокровища, которое все же будет вашим и моим, даст нам положение и счастье…

— Но которое до поры до времени делает очень несчастной, — ответила Бенита, с радостью заслышав шаги своего отца. — Перестаньте говорить о золоте, мистер Майер, не то мы поссоримся. Достаточно, что мы думаем о нем во время работы, когда ищем его. Дайте-ка мне лучше блюдо. Мясо готово.

Однако Бените не удалось отделаться от разговоров о золоте: после завтрака снова начались бесконечные, бесплодные поиски. Снова осмотрели всю пещеру, отыскали еще места, где по звуку под плитами, казалось, была пустота. Майер и Клиффорд работали усердно. После бесконечных трудов три плиты были взломаны, и под ними, как и в первой могиле, оказались останки, но на этот раз это были останки древних, умерших, вероятно, до Рождества Христова. Они лежали на боку, их кости когда-то держали служебные жезлы с золотыми набалдашниками, обвитые золотом; под их черепами виднелись покрытые золотом деревянные подушки — такие, какие использовались египтянами при погребении. Золотые браслеты блестели у них на руках и на ногах; золотые слитки виднелись под костями; они выпали из истлевших кошельков, висевших у них на талии. Вокруг умерших стояли вазы из прекрасного фарфора, наполненные приношениями, а в некоторых случаях золотым песком — для уплаты за долгое путешествие в другой мир.