Амеде Ашар - Доблестная шпага, или Против всех, вопреки всему
Сила атаки равнялась ожесточенному сопротивлению. Никто из сражающихся не хотел сдаваться; пространство, завоеванное шаг за шагом шведами, было почти тут же занято имперцами.
Ряды атакующих падали, а на смену им шли новые, полные желания продолжать борьбу. Там, где уступали солдаты, выступали вперед командиры. Их присутствие воодушевляло солдат. Погибших уже не считали.
Дорога, разделяющая две армии, была занята и отдана снова три раза. Во время стремительных перемещений, происходивших в войсках Густава-Адольфа от центра к правому крылу и от правого крыла к левому, Арман-Луи, то вместе с Магнусом, то вместе с дюжиной драгун, не переставал следовать за королем.
В какое-то мгновение сквозь дым он увидел Рено, сражавшегося в центре баварского батальона, обратившегося в бегство. Г-н де ла Герш был уверен, что видит перед собой Густава-Адольфа, но вдруг, позади него, увидел снова Густава-Адольфа: тот же камзол, тот же вид.
— Что это за маскарад? — поинтересовался Арман-Луи, в то время, как пули свистели над головой.
— Это такая стратегия! — объяснил Рено. — Один дезертир мне поведал, что многие из капитанов имперской армии хотели бы напасть на короля. Ну, мы — четверо или пятеро — теперь в одинаковых костюмах с Его Величеством. Если фортуна улыбнется — то нападут на меня.
Тем временем, король намеревался разбить вражеский центр, где сражался сам Валленштейн. Он собрал вокруг себя несколько батальонов и, подняв шпагу, бросился в бой.
Все расступились перед ним, и он стремительно овладел батареей, господствующей над дорогой.
Валленштейн отступил, окруженный побежденными войсками. Линия обороны была смята, но его полк ещё держался и не думал сдаваться.
Не ошибся ли Сени, говоря, что ноябрь станет фатальным для короля Швеции?
Но тут неожиданно с правого фланга раздались возгласы. Страшное замешательство произошло в рядах; две армии, казалось, были раздавлены страшным вихрем, расколовшем войска на два фронта.
Это заставило Густава-Адольфа остановиться. Он пристально всматривался вдаль. В середине страшного вихря раздались крики: «Иисус и Мария!»
Это кричали имперцы. Вскоре все увидели их. Это были восемь мощных отрядов кирасир; они шли, все сметая на своем пути.
В этот же момент мимо Валленштейна проследовал человек, весь покрытый пылью. Он услышал его слова:
— Граф Паппенхейм!
Продолжая свой путь, он достигнул шведских войск и направился в сторону короля.
— Сир! — обратился он к нему. — Граф де Паппенхейм здесь! Ваш правый фланг разбит.
— О, господи! — прошептал Арман-Луи, узнавший в курьере Франсуа-Альберта.
Но король уже сделал знак де ла Гершу.
— Спешите, — приказал он ему. — Вызовите ко мне герцога Бернарда де Вейнара из резерва. Он найдет меня в схватке с Паппенхеймом.
Арман-Луи двигался с одной стороны, Густав-Адольф — с другой. Герцог Левенбургский следовал за королем. Мрачный всадник скакал рядом с ним.
Если бы Каркефу присмотрелся, то смог бы узнать в нем капитана Якобуса, несмотря на то, что тот скрывался под красным плащом.
— Наконец-то ты здесь! Вот уже два дня, как я тебя не видел! — возмущено говорил король герцогу Левенбургу, скачущему рядом с ним.
— О, сир! С этого момента я вас не покину! — ответил герцог.
Отблески пожара, пылавшего вдали, привели их в Аль, также сожженный Паппенхеймом.
Паппенхейму был отдан приказ вступить в бой. С ним вместе должны были участвовать в сражении восемь имперских полков. Возглавляемые генералом, они выступили — грозная сила, тысячи тяжеловооруженных всадников, оставивших кровавый и огненный след по всей Европе..
Сражение, казалось, было проиграно. Паппенхейм пришел — и все изменилось. Его шпага работала без устали, и его солдаты, воодушевленные примером своего командующего, шли в атаку.
Они сразились с Голубым полком, самым сильным в шведской армии.
Это была как стена, стена из мушкетов и пик; но кирасиры, десять раз отброшенные назад, десять раз наступали снова, и стена пала.
Голубой полк сменил полк желтый. Ураган всадников налетел на него, не давая никакой возможности отступить. Паппенхейм лично бросался в самую гущу сражения. Кирасиры неотступно следовали за ним. Час грохота клинков, выстрелов, топота копыт и криков — и Желтого полка больше не существовало.
— Где же Густав-Адольф! — яростно кричал Паппенхейм, потрясая окровавленным мечом.
Заметив всадника, похожего на короля, он набросился на него. Всадник после первого же удара свалился с лошади, тяжело раненный.
— О! Это не король! — сразу же понял Паппенхейм, вытирая клинок и устремляясь дальше с криками:
— Густав-Адольф, где ты?
Он был похож в это время на быка, бороздящего поле, поросшее густым кустарником.
Этот страшный шум достиг ушей короля. Он видел беспорядок в своих войсках, но надеялся на подход резервов — и не знал, что герцог Левенбург собирается нанести ещё один удар.
Всадник в красном плаще приблизился к Франсуа-Альберту.
— Армия побеждена! Король будет убит — сражение будет выиграно! Стреляйте же!
Герцог Левенбург поднял свой тяжелый пистолет.
— О! Я не смею! — прошептал он.
В это время Густав-Адольф проехал недалеко от имперских мушкетеров. Франсуа-Альберт, увидев его, скомандовал:
— Тот, кто едет первым, вон там — это король, стреляйте!
Три мушкетера прицелились и выстрелили; пуля догнала короля и раздробила ему левую руку. Король согнулся от боли и припал к крупу лошади.
— О! Черт! — вскричал Франсуа-Альберт, видя, что король не упал.
В этот момент Арман-Луи бросился к королю:
— Сир, герцог Бернар с нами, он следует за мной.
— Вперед! — отвечал король.
Группа кирасир вдруг отделила его от де ла Герша, который в это время возглавлял отряд из тридцати драгун. Король все-таки хотел догнать Паппенхейма, но сильная боль и большая потеря крови сделала его слабым, старая, плохо затянувшаяся рана открылась; вдруг король побледнел и пошатнулся.
— О! Лишь бы мои бравые солдаты не увидели меня таким! — прошептал он еле слышно.
— Стреляйте ещё раз! — повторил Якобус на ухо герцогу Левенбургскому, видя, в каком состоянии находится король.
Франсуа-Альберт все ещё не решался.
— Ну, если вы не решаетесь, то я это сделаю! — решительно произнес капитан. И, подняв пистолет, выстрелил.
Густав-Адольф испустил крик, его дрожащая рука хотела удержать поводья, но не смогла, и король рухнул на землю.
— Друг мой, — прошептал он герцогу Левенбургскому, взволнованно глядящему на него, — я умираю, спасайся.
— А сейчас, Сир, вы меня узнаете? — спросил капитан, спрыгивая с лошади. — Ты оскорбил меня и я тебя убил!
