Дорога Токайдо - Робсон Сен-Клер Лючия
Кошечка приказала Гадюке и Холодному Рису завернуть в храм Сэнгакудзи. Что бы ни случилось потом, она не может проехать мимо могилы отца, не почтив его, особенно сегодня, когда исполняется очередной месяц со дня его смерти. Носильщики прошли через большие, богато украшенные храмовые ворота, повернули налево и опустили паланкин под деревьями среди могильных плит.
Хансиро помог Кошечке выйти в снег, доходивший ей до лодыжек. В лунном свете ее белая одежда казалась частью мягкого белого покрова, окутывающего окружающий мир. Хансиро его любимая казалась теперь сказочной Снежной девой, которая превращается в туман в объятиях мужчины.
Кошечка повернулась к Гадюке и Холодному Рису, которые стояли на коленях в снегу, согнувшись в глубоком поклоне. Она видела сейчас только их сгорбленные спины под заплатанными куртками и задорно торчащие концы синих головных повязок.
— Благодарю вас обоих за большие труды ради меня. А вы, старшина Гадюка, пожалуйста, передайте привет вашей достойной жене. — Княжна Асано вздрогнула от холода и плотнее закуталась в плащ. — Дальше мы пойдем пешком, поэтому вы можете оставить паланкин здесь. Хансиро-сан договорится со священниками, чтобы паланкин вернули Хино-сама.
— Ваша светлость, — поднял на нее взгляд Гадюка, — мы готовы нести вас до конца. А после этого мы еще сможем принести вам хотя бы небольшую, но пользу.
— Это было бы неразумно. И встаньте, пожалуйста, пока вы не отморозили себе ладони.
— По крайней мере, позвольте донести вас до моста Нихон, — упрямо настаивал Гадюка. — Так вы быстрее доберетесь до места.
— Паланкин князя Хино привлечет к нам внимание. — Кошечка привыкла к манере Гадюки дерзко спорить с теми, кто выше него, но Хансиро был потрясен тем, как терпеливо княжна говорит с наглым носильщиком. Воин из Тосы решил, что когда-нибудь попросит Кошечку разъяснить ему эту загадку, если, конечно, они переживут эту ночь.
— Возможно, вас устроит то, что я сейчас вам предложу, госпожа? — заговорил Гадюка своим любимым тоном — наполовину лукавым, наполовину насмешливым. — Если мы с Холодным Рисом будем ждать вас с простым и неприметным дешевым каго, не окажете ли вы нам честь, поехав в нем, когда закончите свои дела здесь?
Кошечка не удержалась от улыбки: Гадюка и Касанэ слеплены из одного и того же крутого теста.
— Мы еще точно не знаем, куда направимся отсюда, но, возможно, нам понадобятся ваши услуги, если вы найдете каго в такой короткий срок.
Кошечка действительно не представляла, где искать Оёси и самураев из Ако. Она хотела начать с гостиницы у моста Нихон, где советник и его сын обычно останавливались прежде. Там всегда жили «рыжие варвары» во время своих «набегов» на столицу. Если Оёси там не окажется, Кошечка отправится в квартал торговцев тканями и станет искать лавку Отаки Гэнго, воина из Ако, который брал уроки у мастера чайной церемонии. Потом попытается найти лавку Кандзаки Ёгоро, который под видом богатого киотского торговца рисом проник в дом Киры. Успеха добиться будет очень трудно: в Эдо тысячи рисовых лавок, и они разбросаны по всему городу. Кошечка пришла в отчаяние: она представила себе, в какое количество запертых дверей ей придется стучать. А если ей не повезет?
Когда Гадюка и Холодный Рис убежали в холодную ночь, Кошечка прислонилась к Хансиро, успокаивая себя прикосновением к его крепкому горячему телу. Воин обнял женщину за плечи и теснее прижал к себе, защищая от холода. Потом они вместе помолились у статуи Каннон-сама, богини милосердия с сияющей улыбкой.
Храмовый двор покрывал толстый слой снега, который непрерывно падал на Эдо три последние дня. Взошла полная луна. Снежные шапки на могильных плитах, статуях и фонарях весело засверкали. От строений, памятников и деревьев протянулись длинные черные тени.
Лунный диск в небе походил на круглый торец толстой кисти из барсучьих волос, которую окунули в сияние, как в краску. От усталости Кошечка ослабела и чувствовала головокружение. Поэтому она поддалась чарам луны: сияющий небесный круг, на который она смотрела, постепенно стал мерцать и пульсировать, то расширяясь, то сжимаясь до прежнего размера. Неудивительно, что крестьяне верят, будто луна, если глядеть на нее в одиночестве, может околдовать человека. Кошечка встряхнула головой, рассеивая чары.
— Все выглядит совсем не так, как в последний раз, когда я приходила сюда, — сказала она, мысленно возвращаясь в то утро, когда проснулась в часовне Каннон-сама. Это было так давно. Она вспомнила, как глупо рассуждала тогда, ничего не знала о мире. — Здесь такие покой и тишина, словно на свете нет печали.
— Потревоженная вода быстро замерзает под ясным небом, — начал Хансиро стихотворение госпожи Мурасаки.
— Игра теней и лунных бликов — как прилив и отлив, — закончила Кошечка.
Княжна и воин подошли к могиле князя Асано. Разворачивая еду и благовонные палочки, которые она купила для жертвоприношения, Кошечка увидела, что у надгробия ее отца все еще курятся благовония. Она зажгла свои палочки от углей, тлевших рядом в специальной жаровне. Хансиро достал шарф, в котором лежали волосы Кошечки, и положил его на могилу, как свой дар. Потом мужчина и женщина склонили головы и помолились.
Чья-то неяркая ночная тень упала на могилу. Хансиро качнулся назад и взялся за рукоять меча.
— Моя госпожа, — произнес человек, подошедший к надгробию с другой стороны. Лицо у него было круглое и доброе, глаза немного навыкате. За его спиной стояла группа седых мужчин, все в церемониальных черных одеждах. Казалось, они пришли с собрания мудрецов.
— Добрый вечер, сэнсэй, — низко поклонилась Кошечка. — Здоровы ли вы?
— Да, моя химэ. А как ваше здоровье? — ответил мужчина с круглым лицом, называя дочь князя Асано старинным титулом знатных девиц, который мог означать и «принцесса».
— Все хорошо.
Кошечка повернулась к Хансиро:
— Представляю вам советника моего отца, Оёси Кураносукэ.
Хансиро молча сидел рядом с Кошечкой в углу внутренней приемной того храмового строения, где жили монахи. Настоятель завершал очистительный обряд. Здесь собрались мудрые старцы, вожди, мозговой аппарат союза мстителей. Хансиро никогда не случалось находиться в обществе людей, столь исполненных воинского духа. Их отвага и благородство насыщали энергией воздух этого помещения.
Старшему воину уже сравнялось семьдесят семь лет. Возраст остальных мужчин колебался от пятидесяти до семидесяти. Если не считать сына Оёси Тикары, совсем еще подростка, сам советник в свои сорок пять являлся здесь самым молодым мстителем за князя Асано.
Несколько послушников внесли чай и табак. Потом настоятель со своей свитой удалился, чтобы собравшиеся могли обсудить план без посторонних. Когда он ушел, Оёси повернулся к дочери своего князя. Она по-прежнему оставалась в одежде монахини. Белый шарф подчеркивал изящный овал лица молодой женщины. Княжна Асано стала еще прекраснее с того дня, когда они виделись в последний раз.
В больших печальных глазах советника заблестели слезы. Оёси слышал, что княжна Асано убита наемниками Киры где-то на дороге Токайдо, и это известие добавляло тяжести к тому непомерному душевному грузу, который он нес последние два года.
— Химэ, мы так тревожились о вас, — советник снова именовал Кошечку старинным титулом, как в детские годы. — У всех нас словно камень с души свалился, когда мы увидели вас невредимой в тени такого мощного дерева, как Хансиро из Тосы.
Оёси бросил на Хансиро быстрый взгляд. Это была просьба и дальше оберегать госпожу Асано-но Кинумэ. Хансиро едва заметно склонил голову, принимая поручение.
Увидев вновь самых старых и верных приближенных отца, Кошечка почти забыла о трагедии, которая собрала их здесь. Ей на миг показалось, что здесь происходит встреча любящих друг друга людей после долгой разлуки.
И тут же она осознала, что все эти люди скоро умрут. Умрет Тикара, с которым она ловила светляков, лазала по скалам и бегала по морскому берегу в Ако. Умрет Оёси. Как одно человеческое сердце может вместить столько горя?
