Александр Дюма - Графиня де Монсоро
– Редакция господина де Келюса, – сказал Шико, – прекрасно написано.
– Так, значит, сударь, – воскликнул Бюсси, тронутый поступком Шико, – вы мне в самом деле оказываете услугу?
– Мне кажется, да, – сказал гасконец, – и вы того же мнения, сударь?
– Сударь, – сказал Бюсси, – заклинаю вас, ответьте мне, как человек благородный: вы спасаете меня сегодня, чтобы погубить когда-нибудь в другой раз? Ведь вы любите короля, а король меня не любит.
– Господин граф, – сказал Шико, приподнимаясь на своем стуле и кланяясь, – я спасаю вас, чтобы вас спасти. А теперь можете думать о моем поступке все, что вам будет угодно.
– Но, бога ради, чему обязан я подобной милостью?
– Разве вы забыли, что я просил вас о вознаграждении?
– Это верно.
– Так что же?
– Ах, сударь, с радостью!
– Значит, вы, в свою очередь, сделаете то, о чем однажды я попрошу вас?
– Слово Бюсси! Если только это будет в моих силах.
– Прекрасно, этого с меня достаточно, – сказал Шико, вставая. – Теперь садитесь на коня и исчезайте, а я передам приказ о вашем аресте тому, кто имеет право исполнить его.
– Так вы не должны были сами арестовать меня?
– Да что вы! За кого вы меня принимаете? Я – дворянин, сударь.
– Но я покидаю моего господина.
– Не упрекайте себя, он первый вас покинул.
– Вы славный дворянин, господин Шико, – сказал Бюсси гасконцу.
– Черт возьми, я и сам так думаю, – ответил тот.
Бюсси позвал Одуэна.
Одуэн, который, надо отдать ему справедливость, подслушивал у дверей, тотчас же возник на пороге.
– Реми! – воскликнул де Бюсси. – Реми, наших коней!
– Они оседланы, монсеньор, – спокойно ответил Реми.
– Сударь, – сказал Шико, – вот на редкость сообразительный молодой человек.
– Черт возьми, я и сам так думаю, – заметил Реми.
И они отвесили друг другу низкие поклоны, как это сделали бы лет пятьдесят спустя Гийом Горен и Готье Гаргий.[117]
Бюсси набрал несколько пригоршней экю и рассовал их по своим карманам и по карманам Одуэна.
Затем, поклонившись Шико и еще раз поблагодарив его, шагнул к двери.
– Простите, сударь, – сказал Шико, – разрешите мне присутствовать при вашем отъезде.
И гасконец последовал за Бюсси и Одуэном в маленький конюшенный двор, где паж и в самом деле держал под уздцы оседланных лошадей.
– Куда мы едем? – спросил Реми, небрежно беря поводья своего коня.
– Куда?.. – переспросил Бюсси в нерешительности или прикидываясь, что он в нерешительности.
– Что вы скажете о Нормандии, сударь? – сказал Шико, который наблюдал за сборами и с видом знатока разглядывал коней.
– Нет, – ответил Бюсси, – это слишком близко.
– А что вы думаете о Фландрии? – продолжал Шико.
– Это слишком далеко.
– Я полагаю, – сказал Реми, – что вы остановитесь на Анжу, оно находится на подходящем расстоянии, не правда ли, господин граф?
– Да, поехали в Анжу, – ответил Бюсси, покраснев.
– Сударь, – сказал Шико, – теперь, когда вы сделали ваш выбор и собираетесь выехать…
– Немедленно.
– Я имею честь приветствовать вас. Поминайте меня в своих молитвах.
И достойный дворянин все с тем же серьезным и величественным видом зашагал прочь, задевая за углы домов своей гигантской рапирой.
– Значит, это судьба, сударь, – сказал Реми.
– Поехали, скорей! – вскричал Бюсси. – Быть может, мы ее нагоним.
– Ах, сударь, – сказал Одуэн, – если вы будете помогать судьбе, вы отнимете у нее ее заслуги.
И они тронулись в путь.
Глава VII
Шахматы Шико, Бильбоке Келюса и Сарбакан Шомберга
Можно сказать, что Шико, несмотря на свой флегматичный вид, возвращался в Лувр в самом радостном настроении.
Он получил тройное удовлетворение: оказал услугу такому храбрецу, как Бюсси, принял участие в интриге и обеспечил королю возможность произвести тот государственный переворот, которого требовали обстоятельства.
Вне всякого сомнения, присутствие в городе и Бюсси с его ясной головой, а в особенности – храбрым сердцем, и нерушимого триумвирата Гизов предвещало доброму Парижу грозу в самые ближайшие дни.
Сбывались все опасения короля и все предвидения Шико.
После того как герцог де Гиз принял у себя утром руководителей Лиги, явившихся, чтобы вручить ему книги, заполненные подписями, те самые книги, которые мы с вами уже видели на перекрестках улиц, возле дверей гостиниц и даже на алтарях церквей; после того, как герцог де Гиз посулил этим руководителям, что у Лиги будет глава, и взял с каждого из них клятву признать своим вождем того, кого назначит король; после того, наконец, как герцог де Гиз посовещался с кардиналом и с герцогом Майеннским, он вышел из своего особняка и отправился к его высочеству герцогу Анжуйскому, которого потерял из виду накануне вечером, в десятом часу.
Шико ожидал этого визита, поэтому, расставшись с Бюсси, он тотчас же пошел к Алансонскому дворцу, расположенному на углу улиц Отфей и Сент-Андре, и стал бродить поблизости.
Не прошло и четверти часа, когда Шико увидел, что человек, которого он ожидал, выходит из улицы Юшет.
Гасконец спрятался за углом улицы Симетьер, и герцог де Гиз вошел во дворец, не заметив его.
Главный камердинер принца, встретивший герцога, был несколько обеспокоен тем, что его господин до сих пор не вернулся домой, хотя он и догадывался, что, вероятнее всего, герцог Анжуйский остался на ночь в Лувре.
Гиз спросил, нельзя ли ему, за отсутствием принца, поговорить с Орильи. Камердинер ответил, что Орильи находится в кабинете своего господина и герцог волен расспросить его, о чем пожелает.
Герцог отправился в кабинет.
И действительно, Орильи, лютнист и наперсник принца, был, как вы помните, посвящен во все тайны герцога Анжуйского и должен был знать лучше, чем кто-либо другой, где обретается его высочество.
Однако Орильи и сам был встревожен не меньше, если не больше, камердинера, и время от времени, оставив лютню, струны которой он рассеянно перебирал, подходил к окну поглядеть, не идет ли принц.
Трижды посылали в Лувр, и каждый раз получали ответ, что принц возвратился очень поздно и еще почивает.
Герцог де Гиз осведомился у Орильи о герцоге Анжуйском.
Орильи был разлучен со своим господином накануне вечером, на углу улицы Арбр-Сек, большой группой людей, которая влилась в толпу, собравшуюся возле гостиницы «Путеводная звезда», и возвратился в Алансонский дворец, чтобы подождать его там, ничего не зная о решении заночевать в Лувре, принятом его королевским высочеством.