Далия Трускиновская - Рижский редут
Грянул выстрел – столь удачный, что, задев край неприятельского борта, ядро угодило в человека, державшего шкоты, и вынесло его в воду.
– Молодец, Василий! – похвалил канонира Дружинин. – Одним меньше.
– Василий, ты всех-то не перебей, – попросил Бессмертный. – Нам их живьем взять нужно.
– Да и не выйдет, – отвечал довольный Василий. – Ишь, что они вытворяют!
– Да, кутерьма порядочная, – согласился Дружинин. – Придется им, болезным, пособить!
– Главное – не пускать их раньше времени к курляндскому берегу.
– И не пустим. Да они туда, кажись, и не собираются! Их к подветренному берегу несет, к нашему!
– Там остров, – подсказал я. – Звирденсхольм.
– Натощак не выговоришь, – заметил Дружинин. – Но какого черта они там забыли?
– Там есть совсем крошечная протока между Звирденсхольмом и Россбахсхольмом, – вспоминая первую разведку, в которую меня взяли Артамон и Сурок, отвечал я. – Но войти в нее – это… это… ну, как евангельского верблюда провести в игольное ушко! Это и днем не всякий рулевой сможет.
– А что будет, если нечистая сила протащит их той протокой? – спросил Бессмертный.
– Окажутся возле Любексхольма. И уж если высадятся там, то вброд добегут до Коенхольма, и мы их окончательно потеряем.
– Проклятые острова! – воскликнул Дружинин. – Были бы у нас гребцы!..
Убегающий от нас йол стал уже почти незаметен. Он действительно пытался приблизиться к Звирденсхольму, но правили им люди не слишком опытные.
– Глядите, глядите! Они-таки увалились до фордевинда! – вскричал Дружинин.
Мне кажется, он получал истинное наслаждение от этой погони. Мы приблизились к убегающему йолу на полсотни сажен, коли не менее.
– Василий, положи-ка ты ядро возле борта, – приказал Бессмертный. – Вот так будет хорошо… Пли!
Ядро, и впрямь положенное рядом с бортом, заставило рулевого дернуться, и йол неуправляемо бросило в поворот фордевинд, потом еще в один обратно. С палубы послышался треск, что-то оторвалось.
Яшку грохот пугал неимоверно. Лишь теперь мой предатель и враль понял наконец, в какую историю ввязался. Он сидел на палубе, забившись под банку, обобрав вокруг колен юбку – ни дать ни взять цыганка, что просит подаяния.
– А ну, как по нам начнут палить? – едва ли не заикаясь, спросил он.
– Ну и выпалят. Нужно быть знатоком своего дела, чтобы в таких обстоятельствах попасть в почти незримую лодку, – преспокойно отвечал я.
И впрямь, бояться было нечего – это не Дарданеллы, а перед нами – не турецкий флот. Бессмертный покосился на меня. Видимо, вспомнил, что, в отличие от него, я побывал в настоящем походе.
Чуть погодя Яшкино предсказание сбылось. Мы увидели горизонтальный столб дыма, услышали гром выстрела. Но двадцатичетырехфунтовое ядро, которое могло наделать нам беды, не долетело до нашего йола, а ушло в воду.
– Пытались попасть прямой наводкой, – сказал Бессмертный, – а надо было с углом возвышения. Растяпы.
– Где же ядро?
– На дне, чай, в дюжине саженей от их собственной кормы.
Погоня продолжалась. Мы несколько сократили расстояние. С йола обстреляли нас из пистолетов и, как утверждал Дружинин, из карабинов. Мы опять немного отстали. Ночь опускалась над рекой, разделявшей земли, захваченные неприятелем, и теми, которые мы обороняли.
– Они, сдается, проскочили и Россбахсхольм, и Люцаусхольм! – воскликнул я. – Теперь им сворачивать некуда до самого Даленхольма! Это по меньшей мере две мили!
– Славно мы их гоним, как гусей, – сказал безмерно довольный Дружинин. – Ближе к Даленхольму опять пальнем, чтобы наши услышали и забеспокоились. Красавица-то где? Жива? Или чувств лишилась?
Мы шли по ночной реке, подгоняемые западным ветром. Бессмертный затеял с Дружининым спор – скоро ли вест сменится нордом и как это подействует на противников наших. Кто-то из них под парусом хаживал, и не только пассажиром. Ничего удивительного мы в этом не видели. Странно было бы, если бы в портовый город прислали шпионить за военными судами человека, который не отличит йола от баркаса.
– Не трусь, – сказал я бедному Яшке. – Жив останешься!
– Как вам-то не страшно, господин Морозов? – тихонько спросил он.
И что же я мог тут ответить? Я сам не знал, как это получается: более бояться частного пристава Вейде, чем пушечного ядра.
Даленхольм приближался, мы увидели вдали несколько огоньков, и это, по моему соображению, были не огоньки на курляндском берегу.
– Ну что, загоняем гуся в ловушку? – не столько спросил, сколько приказал Бессмертный. – Василий, ну-ка, пугани его!
Следующее ядро, положенное Василием с подветра, убедило преследуемых, что просто убегать они уже не смогут, и единственное их спасение – это скрыться в протоке, пока не начали бить по рангоуту.
Расчет наш оправдался. Йол лазутчиков перестал совершать резкие движения и отвернул вправо, к протоке, в которую можно было бы нырнуть. Это и стало их стратегической ошибкой.
Если бы только они знали, какой сюрприз их ждет в протоке!
На несущих вахту канонерских лодках прекрасно слышали нашу стрельбу. Трудно было понять, что она означает, однако моряки наши подготовились ко всем неожиданностям. И когда йол сделал необходимый поворот, он оказался не просто на виду, а даже освещен.
Теперь мы стрелять уже не могли – опасались попасть по своим. Но мы перекрыли северный выход из протоки.
У йола оставался еще мистический шанс вырваться и попробовать проскочить мимо вахты, идя вплотную к курляндскому берегу, и там же причалить. Но не тут-то было! Вахтенная канонерка просто пошла на таран и, ударив в бортом в скулу йола, сильно замедлила его ход. Вторая канонерка за это время успела развернуться на параллельный курс и, имея преимущество в ходе, догнала и навалилась на йол с наветра.
Тут-то и раздался громоносный голос Артамона:
– На абордаж!
Глава тридцатая
Когда наш йол подошел к причалу, все было кончено. Матросы взяли в плен вражеских лазутчиков и, связав, повели их к усадьбе.
– Стойте! – закричал я, видя при свете фонаря, как они поднимаются вверх по откосу. – Да стойте же! Я должен убедиться!..
– В чем, Морозка? – спросил, подбежав, Сурок.
– Да в том, что всех ли взяли!
– Свечкин, стой! – закричал слышавший нас Артамон. – Морозка, беги, сочти свою добычу!
Я взбежал на откос. Мне осветили бледные лица пленников. Я узнал Мартына Кучина, Тадеуша Жилинского, еще трое были совершенно мне не знакомы. Армана Лелуара я среди них не обнаружил.
– Черт возьми! – вскричал я. – Главного-то упустили!
– Как упустили? Вот они все! – отвечали сопровождавшие пленных матросы.
