История Византийской империи. От основания Константинополя до крушения государства - Джон Джулиус Норвич
Когда султан Мурад умер от апоплексического удара 13 февраля 1451 года, Мехмед II находился в Анатолии. Он добрался до Адрианополя всего за пять дней; там он утвердил министров отца на их должностях или назначил их на другие посты. Вдова Мурада пришла поздравить его с восшествием на престол; Мехмед II тепло ее принял, однако, вернувшись в гарем, она обнаружила, что ее новорожденного сына убили в ванне – молодой султан не желал рисковать.
Однако Мехмеду II было всего 19 лет, и на Западе его считали слишком незрелым, чтобы он мог представлять собой серьезную угрозу – такую, какой был его отец. Мехмед II всеми силами поддерживал это заблуждение: послам из Константинополя он охотно клялся жить в мире с Византией и сохранять традиционные дружеские отношения. Тем не менее Константин не терял бдительности, и его подозрения подтвердились, когда в апреле 1451 года Мехмед II принялся строить на Босфоре крепость в нескольких милях от Константинополя – в самой узкой части пролива, напротив Анатолийской крепости Баязида. Это не только предоставляло ему полный контроль над Босфором, но и обеспечивало идеальную базу, с которой можно было атаковать Константинополь с северо-востока, где Золотой Рог был фактически единственной линией обороны города. Легко представить, как отреагировали на это в столице. Константин отправил к Мехмеду II одно за другим два посольства, нагруженные дарами; они напомнили султану, что он нарушает данную клятву, и просили его пощадить хотя бы ближайшие византийские поселения. Мехмед II не принял ни первых, ни вторых послов. Через две недели Константинополь предпринял последнюю попытку; на этот раз послов казнили на месте.
Румельская крепость стоит и по сей день, практически не изменившись с окончания строительства (оно закончилось в четверг, 31 августа 1451 года, всего через 20 недель). Когда крепость была готова, султан объявил, что любой проплывающий мимо корабль, откуда бы он ни плыл, должен встать на якорь для осмотра. В конце ноября шедший из Черного моря венецианский корабль проигнорировал это указание. Корабль взорвали, экипаж перебили, а капитана Антонио Риццо посадили на кол. Мнение Запада в отношении Мехмеда II быстро изменилось: он явно имел серьезные намерения.
Во вторник 12 декабря 1452 года Константин XI и его двор присутствовали на службе в храме Святой Софии, где, как и во Флоренции, официально огласили Laetentur Coeli. Уния состоялась – по крайней мере, теоретически. Людей на службе присутствовало мало, император казался вялым и апатичным. Не было никакого ликования; церкви, чьи священники поддержали унию, включая и храм Святой Софии, с того времени почти пустовали – народ принял неизбежное, но люди молились лишь там, где старинная литургия осталась без изменений.
Всего через месяц, в январе 1453 года, Мехмед II призвал своих министров в Адрианополь, где сообщил, что его империя никогда не будет в безопасности, пока Константинополь остается в руках христиан. Город должен быть взят, и для этого самое время. Прежние попытки терпели неудачу из-за невозможности блокады Константинополя. Ныне турки впервые обладали превосходством во флоте. Если Константинополь нельзя взять штурмом, нужно заморить его голодом. Два месяца спустя даже ближайшие советники султана были поражены размерами армады, которая собралась в Галлиполи, однако их удивление не шло ни в какое сравнение с тем, какое испытали византийцы, когда эта армада бросила якоря у стен Константинополя.
Во Фракии тем временем собиралась сухопутная армия. Мехмед II лично занимался ею всю прошлую зиму: он мобилизовал все полки, запретил увольнения и завербовал огромное количество наемников, собрав в общей сложности около 80 000 человек в регулярных войсках и до 20 000 башибузуков (солдат нерегулярной армии). Однако он еще больше гордился другим: годом ранее немецкий инженер по имени Урбан предложил отлить для него бронзовую пушку, которая сможет сокрушить стены самого Вавилона. Мехмед II хорошо ему заплатил и три месяца спустя получил грозное орудие, потопившее корабль Риццо. Он потребовал отлить вторую пушку, размером вдвое больше первой; ее сделали к январю 1453 года. Говорят, что она была почти восемь метров в длину, 20 сантиметров в толщину, с дулом диаметром полметра и могла стрелять ядрами весом 600 килограммов на расстояние больше мили. Для доставки этого грозного орудия к стенам Константинополя были мобилизованы 200 человек, которые выравнивали дороги и укрепляли мосты; тащили пушку 30 пар быков, и еще 200 человек удерживали ее в равновесии.
5 апреля Мехмет разбил шатер у стен Константинополя и отправил к императору гонца с посланием, требуемым по законам ислама: султан пощадит всех его подданных при условии немедленной добровольной капитуляции, в случае отказа пощады не будет никому. Ответа он не получил. Рано утром 6 апреля открыли огонь из пушки. Жителей города это не застало врасплох: всю прошлую зиму мужчины, женщины и дети трудились под предводительством императора над укреплением городских стен. Несмотря на то что основная угроза находилась на западе, стены вдоль Мраморного моря и Золотого Рога тоже укрепили – никто не забыл Четвертый крестовый поход. С приходом весны приготовления были завершены. Пасха выпала на 1 апреля, но даже в тот день большинство византийцев не пошли в храм Святой Софии с его католическим обрядом; однако они знали, что сделали все возможное для подготовки к грядущей атаке.
Через три месяца после гибели Антонио Риццо, в феврале 1453 года, сенат Венеции наконец проголосовал за то, чтобы отправить в Константинополь два корабля, по 400 человек на каждом, а следом еще 15 галер, как только они будут готовы; но даже первые корабли вышли из лагуны лишь 20 апреля. К этому времени до Константинополя уже добрались три генуэзских судна, зафрахтованные папой Николаем V и нагруженные провизией и военными припасами, купленными на его личные средства. К чести Венеции надо сказать, что ее колония в Константинополе повела себя благородно. Байло Джироламо Минотто обещал императору всяческую поддержку, уверив, что ни одно венецианское судно не покинет гавань без его разрешения. Колония смогла предоставить в общей сложности десять торговых судов. Многие генуэзцы, как и ожидалось, прибыли из колонии в Галате, но среди них была и группа решительных молодых людей из самой Генуи. Их предводитель Джованни Джустиниани Лонго, происходивший из знатной семьи, был известным экспертом
