Ефим Лехерзак - Москва-Лондон
Упершись мощными когтистыми лапами в борта саней, эта пара старых волков без особого труда извлекла из неглубоких недр повозки человеческое тело и сбросила его на снег. Остальные волки тотчас окружили новую добычу. Они долго переворачивали ее с бока на бок, с живота на спину, принюхивались, лизали лицо и даже пытались своими лапами содрать одежду. Но все это они проделывали медленно, лениво, неохотно — видимо, сытость даже у волков отбивает аппетит… Все семеро зверей улеглись вокруг этой новой добычи и, по-видимому, решили переждать, покуда в их весьма вместительных желудках вновь появится место для очередного приема пищи. Кое-кто из них даже задремал, положив голову на лапы…
Ночь выдалась светлой и бесснежной. Луна и звездное небо искрили снег и оживляли деревья: казалось, будто сказочные воины-великаны несут дозор свой на самом краю земли русской…
А вскоре стало еще светлее, но зато заметно потускнело небесное серебро и совсем поблекло небо…
Рассвет…
Откуда-то из-за деревьев сначала показалась вялая, словно вылинявшая краснота, а затем уж начало взбираться в свои невообразимо высокие чертоги само Солнце!
Начинался новый день…
Волки вдруг заволновались…
Сначала на ноги поднялся вожак. Дрожа большими ноздрями, он жадно принюхивался, поворачиваясь во все стороны. Сделав несколько больших прыжков в одну из сторон, он вновь остановился и вновь принюхался. Потом коротко взвыл и вернулся к стае. Здесь он вцепился своими мощными клыками в новую добычу и попятился задом. Остальные волки тотчас сделали то же самое и медленно поволокли добычу в лесную чащобу…
Вскоре, однако, волки остановились. Вожак, подняв голову вверх, вдруг громко завыл. Остальные тотчас бросили свою добычу и окружили своего предводителя. Тот, перестав выть, начал лапами забрасывать добычу снегом. Другие волки тотчас принялись помогать ему и быстро намели целый небольшой сугроб над телом человека, после чего вся стая отбежала от своего тайного склада и словно растворилась в снегу где-то совсем рядом с ним. Даже пара от их дыхания не было видно на морозе — затаились в засаде…
А вскоре появилась и причина их опасений: на коротких и широких досках-лыжах уверенно, по-хозяйски шел довольно высокий человек в коротком, чуть ниже колен, полушубке. В руках он держал боевой лук со стрелою, на поясе висел большой охотничий нож, набитый стрелами колчан был сдвинут ближе к животу.
Он шел по утреннему лесу не таясь.
Вот человек подошел к саням.
— Ого! — присвистнув, воскликнул он. — А славно поработали, ребятишки! Лошадь-бедняжку сожрали, а это… Эге, что-то утащили с собою… След-то вовсе свежий… Не хозяина ли уперли, разбойнички?
Так, рассуждая сам с собою, человек по широкому следу подошел
к волчьему тайнику.
Нет, этого, разумеется, волки позволить ему не могли. Первым из засады поднялся вожак. Он гордо вскинул голову к небу и взвыл боевым кличем.
Увы, это был последний его призыв: меткая стрела пронзила глаз предводителя и застряла где-то в самой дальней глубине его убитого мозга…
Волк с большой подпалиной на левом боку пал следующим: он успел сделать лишь два-три больших прыжка в сторону человека, как стрела вонзилась ему в горло и вышла наружу…
Две следующих стрелы почти в упор поразили двух других зверей.
Три молодых волка, стоявших несколько поодаль и почему-то лишь пристально наблюдавших за происходящим, осознав, вероятно, исход, сначала осели на задние лапы, а затем попятились, словно готовясь к прыжку. Но когда очередная стрела со свистом вонзилась в бок одному из них, он громко завыл и поскакал, оставляя кровавый след, в лес, а двое других пустились за ним…
— Та-а-ак… — сказал человек, облегченно вздохнув и ладонью утерев пот с лица, — поработали и мы недурно… Однако, кого же припрятали на обед эти твари? — Он нагнулся и, надев большие меховые рукавицы, быстро разгреб сугробец. Увидев, кого спрятали волки на следующую свою трапезу, он встал на колени и заговорил: — Эй, человече, да ты жив ли еще? Коли дух твой теплится, ответствуй! О-о-о… да губы-то вроде дернулись… погоди-ка, милок… погоди… авось с того света тебя и выцарапаем… А ты терпи покуда, держи последнее дыхание при себе, не испускай до сроку… Глядишь, Господь Бог да помилует чадо свое младое да невинно страждущее. Ну-кося, ну-кося…
Он большими своими ладонями растирал снегом покрытое кровавой коростой лицо своей находки, пока снова не показалась кровь на носу, щеках и губах. А вот послышался и первый слабый стон…
— Ну, живой, стало быть! — радостно заявил человек, легко подняв страдальца на руки и направляясь к саням. — Поедем-ка, дружок, без проволочки в наш богоспасаемый скит…
Он положил свою ношу на то же место, откуда вытащили его волки, прикрыл лицо несчастного толстым шерстяным платком, на руки в шерстяных рукавицах натянул свои меховые, освободил от остатков лошади все ее рабочее убранство, запрягся сам и, озорно подмигнув безмолвному лесу, воскликнул:
— Ну, поехали, родимые! Ноги не кованы, сам без хвоста, а Бог на что? Но-о-о — трогай!..
…Ночь стерлась днем…
Лошадь остановилась в глухой, непроходимой и непроезжей лесной чащобе…
Голод стянул живот, словно железными обручами…
Снег не столько утолял жажду, сколько жег внутри…
От сосновой коры его стошнило…
От сена резало живот…
Подбиралась вторая ночь…
За каждым деревом ему чудились лесные обитатели: то с ветром про-
свистит на своей метле Баба-яга, то тень лешего метнется между деревьями, то взвоют где-то совсем рядом волки, то ухнут совы, а быть может, и вовсе не они, а какая-нибудь ведьма заблудшая…
Страшно до головокружения, до потери сознания…
Лучше всего — лечь и тотчас же умереть…
Все равно — остался один на всем белом свете. Нет — в глухом морозном лесу…
А вот и волки пришли — ну и пусть сожрут…
Но ведь будет, пожалуй, больно…
Когда тебя жрут волки — это очень больно?..
Но нет — сначала они сожрали лошадь…
Она и заржать-то не успела от боли…
Значит — не так уж и больно?..
Сознание покинуло его…
Потом на миг вернулось — когда волки лизали его лицо, сдирая жесткими и колючими языками едва подсохшую кровь на многочисленных
ранах…
Они дышали в его лицо смертью…
И снова — небытие…
А вот волки волокут его по снегу…
Они прокусили обе его руки…
Больно… Ох… очень больно…
Нужно перестать дышать — тогда быстрее помрешь…
А вот он и умер, коли его закапывают в могилу…
