Надежда Остроменцкая - Ветеран Цезаря

Глава седьмая

В то время как друзья Цезаря в сопровождении рабов поднимались на наш корабль, я ревниво спросил Аксия:

— Кто это Никомед?

— Друг нашего Гая, царь Вифинии… — бросил на бегу раб Цезаря, направляясь к вновь прибывшим.

Я с завистью смотрел, как он распоряжается укладкой вещей своего господина. Я тоже хотел бы принять участие в этом. Но моя помощь не нужна: рабов больше, чем необходимо для этой несложной работы. И Цезарю сейчас не до меня.

Он дружит с царями, что́ ему мальчик из всадничьего сословия? А вдруг он забудет обо мне совсем? Я ни за что не останусь с пиратами!

Подобравшись поближе, я остановился за спиной одного из собеседников и прислушался к разговору.

— У Суллы на уме всеобщая гибель. В Риме страх и смятение. Говорят, у Сервилиева пруда, там, где улица Волопогонщиков выходит на рынок, кучею лежат головы убитых сенаторов. — Друг Цезаря закусил губы, махнул рукой, словно не в силах продолжать, и обернулся к своим спутникам — У кого мешки с деньгами?.. Давайте сюда. Это триста тысяч пиратам, а это Никомед посылает тебе.

— Успеется! — Цезарь с досадой бросил мешки к ногам. — Ты не сказал мне главного: что с моими?

— Твоя мать окружена величайшим почётом. Ничья злая рука не посмела её коснуться.

— А Корнелия?

— Спрятана так надёжно, что, кажется, Сулла уверен, будто она бежала с тобою.

— Замучен твой родственник Марк Марий Гратидиан, — вставил второй друг Цезаря.

Я испугался, увидев, как помрачнело лицо Гая: теперь уж, конечно, он обо мне забудет!

Цезарь гордо поднял голову и прищурился, словно вглядываясь в даль.

— Как избранный народом жрец Юпитера… (раз народ утвердил меня в этом сане, никакой диктатор не властен отрешить)… как жрец Юпитера, — повторил он, — я мог бы обрушить на голову Суллы сокрушительные проклятия… Вывесить списки своих противников, чтобы каждый и всюду мог убить любого из них, принести голову Сулле и получить за неё награду!.. Такого ещё не было в истории. А дети несчастных?.. Он лишил гражданских прав и средств к жизни даже тех, что ещё не родились! Чудовищно!

Он стиснул зубы, побледнел, и я испугался, что сейчас у него начнётся припадок. Но он, помолчав несколько секунд, продолжал:

— Мы знаем, Сулла проклятий не боится. Но… каждому лестно оставить в памяти потомков след славных дел. Пусть же Сулла будет лишён этой славы. Пусть кто-либо из нас, друзья, правдиво опишет его злодеяния. Пусть позор покроет его имя на сотни и тысячи лет. — Цезарь обвёл взором окружающих… и запнулся при виде разбойников, слушавших его разинув рты. Чтобы ослабить впечатление от этих не к месту торжественных слов, он хитро мне подмигнул: — А вот имя Сестия прославится в веках, потому что он единственный на этом корабле любит звонкую речь больше звонкой монеты. За это он будет избавлен от виселицы, которая ждет его соратников.

Упоминание о виселице, как всегда, развеселило пиратов: кто мог предполагать, что Гай на своем утлом суденышке всерьёз грозится взять в плен наш быстроходный корабль? Булл и остальные разразились рукоплесканиями. Останавливая их, Цезарь поднял руку:

— Я не шучу. Берите этот мешок, тут триста тысяч денариев. И вот вам ещё тысяча ассов за то, что тихо вели себя, когда я спал. Берите и, если хотите спасти ваши головы, удирайте подальше. Советую внимательно отнестись к моим словам! — С этим Цезарь покинул наш корабль, бросив мне на ходу: — За себя будь спокоен.

Судёнышко Цезаря отошло и скрылось. Пираты, весело смеясь, собрались вокруг Булла. Начался делёж денег. Впервые я также получил свою долю.

Пираты прославляли щедрость Гая: если бы на его месте был какой-нибудь поселянин или всадник, так он уже каждый асс подсчитал бы!.. А Цезарь оплатил часы молчания с царственной щедростью: их было, конечно, гораздо меньше, чем тысяча. Гана положил конец их восторгам, сказав:

— Всадник и заключать не стал бы такой договор. Уж слишком неходкий товар тишина, чтобы откупщик вздумал его оплачивать!

Булл предложил выпить вина в честь Цезаря, но оказалось, что наши запасы иссякли; тогда он велел кормчему направить наш корабль в ближайшую гавань, чтобы набрать вина и пресной воды, а кстати взглянуть, нельзя ли на берегу чем-нибудь поживиться. Разбойники, соскучившиеся без «работы», кинулись выполнять его приказание.

Мы бросили якорь против Самоса и отправили на берег лодку. Пираты вытащили оружие и принялись приводить его в порядок. Я же, стоя на носу корабля, с тревогой и нетерпением смотрел, не покажется ли где судёнышко Цезаря.

Через час наши посланцы привезли вино, воду и припасы. Все они были навеселе и, перебивая друг друга, описывали празднество, которое одна богатая женщина устроила в честь возвращения своего мужа: он пропадал шесть лет, так что все считали его погибшим. Теперь супруги вновь соединились и на радостях угощали сограждан. Столы были расставлены прямо на городской площади, и все, кто хотел, пили и ели. Наши там тоже изрядно нагрузились. Вина и кушаний было такое множество, рассказывали пираты, что никто и не заметил, как они унесли три окорока и парочку амфор[33] с вином. Самое «интересное» пираты припасли к концу: самосская гражданка в благодарность за возвращение возлюбленного принесла Венере[34] в дар золотую статую богини, украшенную драгоценными ожерельями. К вечеру все в городе перепьются, тогда не трудно будет проникнуть в храм и унести прекрасную богиню.

— С таким уловом нам, рыбакам, и в родную Киликию не стыдно вернуться! — ликовали пираты.

И вот, дожидаясь темноты, мы принялись совершать возлияния в честь Цезаря и неизвестного гражданина из Самоса. Вино, привезённое с острова, было превосходно, даже я выпил несколько чаш во славу моего героя. От этого стало мне весело, и я размечтался о том, что сделаю завтра, когда Цезарь освободит меня… Денег, которые дали мне пираты, хватит ненадолго. А скоро ли я разыщу Валерия? Не отправиться ли завтра в Пергам? Там, как я слышал, замечательная библиотека, вторая в мире после Александрийской. Я могу там наняться служителем или переписчиком книг, чтобы скопить небольшую сумму для поисков Валерия.

Мне легко было бы убежать с корабля, не дожидаясь, пока Цезарь выполнит обещание: беспечность пиратов была так велика, что они даже дозорного не поставили — ведь все прибрежные города платили им дань, и пираты свободно входили в любую гавань, если там не было военного судна римлян. Я, конечно, мог бы убежать, но мне хотелось ещё раз повидать Цезаря.

Я смотрел на пылающий запад. Где-то там, за горами моей родины, опускалось солнце. Ослепительный золотой блеск сменился розовым сиянием, и всё погасло. Сразу потемнело, словно чёрный плащ накрыл нас. Пираты не торопились. Палубу осветили факелами. Чаши снова и снова наполняли вином. Кто-то затянул песню. Покачиваясь, поднялся Аникат и с пьяным воодушевлением предложил: