Последний защитник - Эндрю Тэйлор
– Марвуд, – произнес господин Чиффинч. – Я так и знал.
Я поклонился, при этом напряженно размышляя. Уильям Чиффинч был хранителем личных покоев короля и человеком, которому монарх доверял свои самые сокровенные тайны. Мы были знакомы лучше, чем нам обоим того хотелось бы, поскольку пару раз его величество давал мне поручения, а Чиффинч служил посредником. Господин Уильямсон и господин Чиффинч терпеть не могли друг друга, а потому им, разумеется, не нравилось, что время от времени обоим приходилось пользоваться моими услугами.
– Что вы здесь делаете, Марвуд?
– Господин Уильямсон послал меня справиться о здоровье милорда. Узнать, как он перенес переезд.
Чиффинч потер губы, красно-пунцовые от вина, выпитого за обедом.
– Понятно.
Его голова внезапно исчезла. Я слышал, как он вздохнул. Я подошел поближе к огню, стараясь не загородить ему тепло.
– Хозяин сказал кое-что своему слуге, – неожиданно произнес Чиффинч, – а слуга посылает мальчишку.
Я промолчал. Смысл его слов был вполне ясен: лорд Арлингтон велел Уильямсону передать послание Шрусбери, а Уильямсон перепоручил это мне.
– В таком случае, – продолжал Чиффинч, пристально глядя на меня, – у хозяина имеется особый интерес к здоровью милорда, не правда ли? Поскольку он прежде всего в ответе за это… за это абсурдное бесчинство.
Мне с самого начала показалось, что в истории с поединком крылось нечто большее, чем Уильямсон счел нужным сообщить. Теперь я в этом уверился. Чиффинч переоценил мою осведомленность. Он ясно дал мне понять, что за дуэлью стоял лорд Арлингтон. Как только я это узнал, все встало на свои места: измена леди Шрусбери была лишь формальным поводом; Арлингтон и его союзник Тэлбот инициировали дуэль в надежде убить Бекингема, своего главного политического врага, или, по крайней мере, опозорить герцога и подорвать его власть.
Если Чиффинч знал об этом, тогда и король должен был знать. Вероятно, он послал сюда хранителя своих личных покоев, дабы оценить не только здоровье Шрусбери, но и состояние его ума. Дело было щекотливое. Чтобы добиться от парламента того, что он желает, Карлу II требовались услуги как Арлингтона, так и Бекингема.
Дверь в дальнем углу комнаты отворилась, и вошел слуга. Он поклонился Чиффинчу:
– Вы можете повидать милорда, сэр.
Я занял место Чиффинча в кресле и закутался в плащ. После чего прождал еще час. Наконец вернулся слуга и вполне учтиво велел следовать за ним.
Выйдя из комнаты, мы поднялись по потайной лестнице на этаж выше. Я догадался, что там располагались апартаменты, занимаемые Говардами и их близкими, куда посторонних обычно не допускали. Слуга вел меня через анфиладу комнат, украшенных картинами, гобеленами и побитыми античными мраморными скульптурами. Наконец мы оказались в просторной спальне, где было довольно холодно и пахло лекарствами.
Мой взгляд сразу устремился на кровать, помещавшуюся в алькове за позолоченной аркой, украшенной гербом Говардов. Занавеси были подняты. Лорд Шрусбери лежал с закрытыми глазами. Он был обложен подушками, и его тело под одеялами выглядело тщедушным, как у ребенка.
У постели на коленях на молитвенной скамье стоял католический священник. Он молился и перебирал четки. Служанка с ночным горшком в руках на цыпочках шла к двери. У окна вполголоса совещались два доктора. Было холодно, и они кутались в свои мантии. В очаге ярко пылал огонь, но его тепло по большей части уходило вверх, согревая дымоход и небо над ним.
Ко мне подошел какой-то джентльмен и представился Фрэнсисом Велдом, родственником лорда Шрусбери.
– Как любезно со стороны лорда Арлингтона прислать вас, – проговорил он сухо и холодно; было трудно понять, иронизирует этот человек или нет. – Прошу, не задерживайтесь долго. Визит господина Чиффинча и без того утомил милорда.
– Как его светлость чувствует себя сегодня?
– Вчера утром милорд прекрасно себя чувствовал, поэтому мы решили рискнуть и перевезти его сюда из Челси. Он хорошо перенес дорогу и вечером не испытывал боли, с аппетитом поужинал и почти час беседовал с господином Говардом. Но утром вдруг ощутил слабость, и его опять начало лихорадить. Рана воспалилась. Милорду поставили пиявок, но это не помогло. – Велд кивнул в сторону врачей. – Они собираются пустить в ход голубей, если ему станет хуже. Возможно, понадобится целая стая.
– Мне жаль, – сказал я. – Неужели положение и впрямь настолько серьезное?
– Надеюсь, что пока еще нет. К тому же сам милорд и слышать об этом не желает. Но если ночью ему станет хуже…
Известие было тревожным. Мертвые, только что убитые голуби считались последним средством в арсенале докторов. Их часто применяли в случае чумы и других гибельных недугов. В комнату больного приносили живых птиц. Голубям сворачивали шею и, пока они еще были теплыми, вскрывали им грудную клетку и, окровавленных, прикладывали к коже пациента, как правило на подошвы. В данном случае, вероятно, врачи собирались прикладывать птиц непосредственно на воспаленную рану. По слухам, это была крайне неприятная, а зачастую и бесполезная процедура.
– У меня частное сообщение от лорда Арлингтона. – Я повернулся к фигуре в постели. – Я могу поговорить с его светлостью?
Велд поджал губы:
– Сейчас проверю, не спит ли милорд.
Он направился через комнату к постели больного. Я пошел следом, отставая на пару шагов. Священник замолк, когда Велд склонился над кроватью и прошептал несколько слов.
Веки лорда Шрусбери дрогнули, и он произнес низким отчетливым голосом:
– Если надо.
Его бледная рука шевельнулась на покрывале. Он поднял палец и подозвал меня. Велд представил меня.
Я поклонился:
– Мне жаль видеть вашу светлость столь нездоровым.
У Шрусбери было худое лицо, бледная кожа туго обтягивала выпуклости и впадины на черепе. На лице блестели капли пота. Подбородок почернел от щетины.
– Вы от лорда Арлингтона? – спросил он.
– Да, милорд. Он просил передать вам письмо. – Я подошел ближе. – И еще кое-что на словах.
Внезапный прилив энергии преобразил больного.
– Оставьте нас на минуту, – велел он Велду и повернул голову в сторону священника. – Что до вас, прекратите уже свое глупое бормотание и молитесь за меня где-нибудь в другом месте. – Он указал на меня пальцем. – Давайте письмо.
Я подчинился. Шрусбери вскрыл печать и развернул бумагу. Я не мог прочесть содержание письма, но видел, что там было всего несколько строк. Его светлость скомкал письмо и отбросил в сторону, оно упало на пол.
– У меня болит голова, – сказал он. – Я хочу пить… Что за устное сообщение?
Я склонился над ним:
– Милорд велел передать, что он у