Виктор Лаптухин - Африканский казак
Пройти без потерь через такие места было трудно. Получив винтовки, отважные фити решили, что стали обладателями абсолютного оружия, и рвались в бой. Ахмед не мог остановить их, только стонал и причитал. Он совсем пал духом после того, как затеял переговоры с каким-то придорожным шейхом. Кончилась такая дипломатия ночным нападением, гибелью двух фити и угоном нескольких лошадей. Понимая, что при таком руководстве всему каравану грозит уничтожение, и чувствуя, что теряет последние силы, Дмитрий приказал повернуть прямо к источнику Вики.
— Дай мне самое сильное средство, чтобы унять боль, и в путь! — распорядился он. — Больше ни с кем не вступай в переговоры. Убивайте каждого, кто появится на вашем пути. Сам видишь, что раны гноятся и до Лере я не доеду.
— Тебе нельзя принимать такое лекарство, выпил его уже достаточно. Иначе будешь пить каждый день и джу-джу похитит твой разум. Ты лишишься сна, тело начнет дрожать, услышишь голоса покойников.
— Потом от этого можно будет избавиться?
— Очень трудно. Будет новая боль.
— Давай твое лекарство, а потом лечи все разом. Живая вода Вики нам поможет.
Прохладные струи потока ласково касались ран, смывали память о событиях последних месяцев. Стоило только закрыть глаза и казалось, что рядом на теплом камне сидит Амина, говорит что-то доброе, успокаивает, жалеет. Хотелось часами вот так сидеть в неглубокой ложбине, прорытой потоком, вырывавшимся из темной трещины в основании отвесной скалы, и перебирать на дне чистый песок, перемешанный с цветными камешками и блестящими капельками топазов. Но приходил Ахмед, а с ним старый придворный охотник Дауд, охранявший источник по приказу эмира Лере. От Дмитрия требовали съесть то, выпить это, ложиться спать, самостоятельно подняться по крутому склону, пробежать до баобаба на дальнем холме.
Лечение давало результаты. Боль уходила, и уже можно было забыть о сильных снадобьях и тревожных снах. Тело крепло, но правая рука оставалась неподвижной. Малейший толчок или неосторожное прикосновение вызывали резкую боль в плече. Мышцы стали словно ватными и их приходилось осторожно массировать, чтобы восстановить кровообращение.
Глядя на это, Ахмед тяжело вздыхал, предлагал новые мази. Но Дауд, вся жизнь которого прошла на войне и охоте, требовал не обращать внимании на боль и двигаться. Он был уверен, что рано или поздно застрявшая в плече пуля выйдет наружу и рука снова заработает.
Наконец пришел день, когда Дмитрий со своими спутниками смог продолжить путь. Все это время эмир присылал гонцов, справлялся о здоровье зятя. Приносил извинения за то, что не может навестить его лично: в такое тревожное время нельзя оставлять без присмотра государственные дела и своего единственного внука. Сопровождавший караван Дауд уверял, что благодаря бдительности эмира в его владениях сохраняется спокойствие. Недавно какие-то бродяги решили, что после смерти Раббеха уже нет никаких запретов и сунулись в горы. Из них на равнину не вернулся никто. Ведь горцы не отказались от своих обычаев и с незванными гостями расправляются так же, как это делали и много сотен лет назад.
Во дворце Лере ничего не изменилось, лишь борода эмира Нуху стала совсем седой. Но держался он бодро и ласково встретил Дмитрия. Как и в прежние времена, назвал его своим сыном. Очень внимательно смотрел, как внук отнесется к своему отцу. Но смуглый малыш, которому уже шел второй год, — глаза-то точно такие же, как у Амины! — смело пошел к Дмитрию. Сразу же уцепился за украшенную золотым узором рукоятку кинжала, радостно что-то залепетал. Запрыгал на коленях у отца, ткнулся в его плечо.
Почему-то Дмитрий совсем не почувствовал боли.
— Сразу признал тебя, — удовлетворенно произнес дед. — Глаза матери, а нос и губы — твои. Раз схватился за оружие, будет воином. Уже сейчас видно, что мальчик растет резвым и смышленым. Со временем будем учить его разным наукам.
— Отец, я отвоевался, многому уже не смогу его научить.
— Тело изранено, но дух крепок. Еще при первой нашей встрече понял, что ты создан для боя, умен и упорен. Сейчас меняется вся наша жизнь, хотя многие этого не хотят или не могут понять. Знания турава или европейцев победили наше невежество. Ты — батуре и должен сделать так, чтобы твой сын оправдал свое второе имя — Батуре. Его надо будет послать на учебу в Европу.
— Это будет дорого стоить.
— Знаю. Сейчас отдыхай, не думай об этом. Не забудь нашу пословицу — «Быстрый владеет, а спокойный богатеет». Скоро тебе самому придется воевать с трудностями, но уже без помощи оружия.
— Как?
— О! Этому ты быстро научишься!
Потянулись недели тихой и спокойной жизни. Прохладный ветер с гор гнал по небу вереницы облаков, всеми красками радуги полыхали закаты, по ночам загорались огромные ночные светила. Крестьяне мотыжили землю, собирали урожай, охотники приносили добычу, трудились ткачи и кузнецы. Жизнь шла своим чередом, и Дмитрий все чаще принимал участие в советах эмира, посещал арсенал, выезжал для осмотра дальних крепостей. Но вместе с этим занимался хозяйственными и торговыми делами, внимательно выслушивал сообщения о том, что творится в долинах. В нем все больше крепла уверенность в том, что как ни прекрасны эти горы, он не сможет остаться здесь на всю жизнь.
Старый эмир прав, надо крепко подумать, как жить дальше. Ты остался совсем один, связь с Россией утеряна и, выбраться домой можно будет очень не скоро. Да и не хочется возвращаться туда нищим калекой. Остаются знания и опыт, а в здешних краях есть полезные знакомства и родственники. Надеется только на них не стоит, но следует подумать, как все это можно использовать сейчас, когда кругом все сражаются друг с другом. Тем не менее ответ на главный вопрос ясен. Рано или поздно, но ты должен вернуться домой. Ну а пока внимательно следи за тем, что происходит вокруг.
Поэтому таким интересным был рассказ барде Идриса, неожиданно посетившего дворец. Эмир Нуху встретил его как старого знакомого и, под благовидным предлогом выслав Дмитрия из покоев, о чем-то долго беседовал наедине. Но сейчас сидели втроем, прихлебывали густой кофе и вели пустую беседу на изысканном арабском языке.
Дмитрию скоро надоели эти упражнения в красноречии, и он задал вопрос на хауса. Словно находился не во дворце, а у походного костра:
— Где сейчас Фадельалла?
— Ты все такой же, Альхаджи Муса, — покачал головой Идрис. — Раны не смирили твой нрав.
— Теперь он мой сын и главный советник. В нашем роду все воины, и ни раны, ни смерть их не страшат. Да и у самого Раббеха рука была покалечена, но это не помешало ему создать сильное государство.
— Это верно. Французы до сих пор не могут утвердиться в Берну. Десять дней они жгли и грабили Дикву, и сейчас весь город лежит в развалинах. Решили строить новую столицу своей колонии на берегу Шари, напротив Кусери. Назвали ее Форт-Лами в честь полковника, убитого нашим хакимом.
