Солнце в зените - Шэрон Кей Пенман
Эдуард нетерпеливо передернулся. Его не интересовали женщины из семейства Йорков и, стоило его матери остановиться, чтобы перевести дыхание, юноша вернул разговор в прежнее русло. 'Вы говорите, Йорк и Глостер не похожи. Поведайте мне, в таком случае, о Йорке, лорд Сомерсет'.
Герцог задумался. 'Ленивый. Снисходительный к своим ошибкам. Почти не отказывает себе в удовольствиях, совершенно точно, радости плоти ни секунды не отвергает. Не злобив. Но ничего не забывает, память этого человека великолепна. Очарователен, если нужно. Кошачьи манеры и ангельская удача. Удивительно безразличен к ритуалам и церемониям, как ни один другой монарх свободно общается с простыми людьми. Мне рассказывали, когда Эдвард покидал Брюгге, он настоял на возможности пройти три мили по набережной в Дамме, дабы население лично его увидело!'
Увидев на лице Эдуарда выражение неодобрения, Сомерсет слегка улыбнулся и кивнул. 'Согласен, Ваше Высочество. Такое поведение едва отвечает королевскому достоинству. Но Йорк снискал огромную популярность в народе подобными поступками'.
'Он не представляется противником, которого стоит опасаться', - презрительно заметил принц. 'Вы описываете развратника, гуляку, заботящегося лишь о личном покое'.
Маргарита нахмурилась. 'Эдуард, это опасный человек. Он может быть развратником и гулякой, но ваш враг также военный командир, поддерживаемый несколькими преданными ему лордами, и Сомерсет охотно данный факт подтвердит'. Пронизывая ледяным взглядом Сомерсета: 'Не так ли, мой лорд?'
'Ваша госпожа матушка говорит правду, Ваша Милость', - неохотно согласился Сомерсет. 'Йорк сражается подобно воину, неспособному смириться с поражением, что является его крупным преимуществом. Если вам важно мое мнение о нем, я не намерен умалять доблесть Эдварда на поле брани. Такая оценка была бы ошибочна'.
Маргарита не успокаивалась. 'Он расчетлив и высокомерен, не знаком с муками совести. Более того, Эдвард, по-видимости, не ведает страха и сомнений в себе, терзающих других людей. Подобного соперника не стоит недооценивать, Эдуард'.
Молодой человек взирал на мать с мрачным выражением лица, известным ей по опыту и говорящим о зарождении у сына скуки. 'Коли это успокоит ваши помыслы, матушка, я постараюсь воспринимать Йорка как пришедшего Антихриста', - дерзко пообещал юноша. Его темные глаза переместились за спину Маргариты и впились в Сомерсета.
'У меня к вам один вопрос, лорд Сомерсет... только один. Мы можем разбить Йорка в бою?'
'Да', - ответил Сомерсет без колебаний.
Эдуард медленно кивнул. 'Это все, что мне нужно было знать', - объявил он и улыбнулся. Сомерсет улыбнулся в ответ. Маргарита закусила губу, но ничего не возразила.
Эдмунд Бофор приходился правнуком Джону Гонту и, таким образом, был в кровном родстве, пусть и достаточно отдаленном, с плененным Гарри Ланкастером. Также он являлся сыном человека, которого йоркисты обвиняли в любовной связи с Маргаритой. Титул, носимый Эдмундом, считался одним из самых высоких в Англии, но его юношеские годы прошли в далеких от привилегированности условиях, вспоминаясь временем беспорядков и неожиданных горестей.
Эдмунду исполнилось тридцать три года, он провел много лет в изгнании, почти обнищав, прежде чем Карл Бургундский предоставил ему убежище. Бофор давно поклялся в верности Ланкастерам, всецело и искренне соглашаясь со взглядами, озвученными прошлой ночью принцем Эдуардом. Он тоже считал настоящий момент последним шансом для ланкастерской династии.
В монастыре царила тишина, здания купались в веснушках нагревающегося утреннего солнца. Днем тропинки, окаймляющие зеленый ковер сада, часто были оживлены деятельностью слуг и приходящих сюда мирян, призрачными очертаниями черных монашеских одеяний. Вскоре после завершения утрени аббат Бемистер и братья собирались в доме для членов ордена, стоящем по соседству с восточной дорожкой. Сомерсет знал, эта ежедневная встреча затянется на час-другой или около того. Воспользовавшись уединением, он остановился здесь, в цветущем саду, и затем пошел вдоль тропинки, ведущей к церкви.
Войдя в южный придел нефа, где слушали мессу светские люди, Сомерсет встал, моргая до тех пор, пока его глаза не привыкли к приглушенному освещению, отправившись потом через крестную перегородку, отделяющую неф от хоров, на которых пели монахи.
Там он задержался на несколько мгновений, преклонив колени перед высоким алтарем, вознося краткие молитвы об упокоении отца и брата. Эдмунд Бофор, герцог Сомерсет уже оборачивался к двери, ведущей в южный трансепт (поперечный неф - Е. Г.), когда услышал позади себя шум, казалось, происходящий из Дамской часовни, к востоку от алтаря.
Войдя в часовню, он резко притормозил, сразу пожалев о порыве, побудившем его вторгнуться. Перед алтарем стояла юная девушка, обернувшая к нему напуганное лицо. С узнаванием нахлынуло вынужденное понимание, если ретироваться сейчас, это будет выглядеть еще более неуклюже.
'Прошу прощения, моя госпожа. Я не хотел мешать вашим молитвам'.
Она покачала головой. 'Я не молилась, мой лорд'.
Сомерсет замешкался, но потом представился: 'Я -Эдмунд Бофор, герцог Сомерсет'.
'Да, я знаю', - вежливо ответила девушка. Словно ребенок, пытающийся повторить любезности взрослых, она протянула руку, над которой Эдмунд склонился, и сказала: 'А я - Анна Невилл'.
На этот раз он произнес: 'Да, я знаю'. Сомерсет отметил, по своему обыкновению, она назвала себя Анной Невилл, а не принцессой Анной. Принцессой Уэльской... Эдмунд подумал, как долго ей придется носить этот титул после смерти отца?
Он открыл рот, чтобы принести свои официальные соболезнования, но обнаружил, что не способен вымолвить ни слова. Сомерсет все еще видел Анну такой, как прошлой ночью, и вспоминал, когда она узнала о смерти отца, он не хотел вмешиваться в ее горе с условными выражениями неощущаемого им сочувствия. Если он не мог ничего больше для нее сделать, то хотя бы был способен
