Ксавье де Монтепен - Владетель Мессиака. Двоеженец
— Я жду от вас менее язвительных слов, вы смеетесь надо мной… Вы сомневаетесь в оказанной вам мною услуге…
— Да! Но убедить меня в ней должны вы.
— Говорите, что должен я сделать? Я на все готов.
— Уйдите отсюда!
— Вы жестоки! — прошептал Филипп с укоризною.
— Уйдите! — повторила Диана умоляющим тоном. — Я требую этого! Я умоляю вас! И тогда я, действительно, буду вам благодарна, потому что увижу, что вы добры и не пренебрегаете просьбами несчастной женщины, которая боится и страдает…
— Хорошо! Я послушаюсь вас. Но сперва не откажите мне в одной милости. Дайте мне вашу руку и позвольте мне поцеловать ее.
— Еще слово, — сказала Диана в ужасе, — и я сочту вас за преступника, а не за спасителя.
— За преступника?! — воскликнул регент. — Да, я преступник! Мое преступление заключается только в том, что я нахожусь рядом с вами. Я виноват! Я это знаю, но я не прибегал ни ко лжи, ни к хитростям, чтобы переступить порог вашего дома. Я хотел только видеть вас, говорить с вами… Мой приход, действительно, заставил злодеев скрыться.
— И ложь, и хитрость! — возразила маркиза. — Неужели вы думаете, что я поверю вам? Вы пришли ко мне, по вашим словам, с тем, чтобы видеть меня, говорить со мною! Я или не расслышала, или не поняла вас!
— Да, это так! Меня влекла к вам непреодолимая сила: я не мог противостоять ей…
— Замолчите, замолчите!
— Я увидел и полюбил вас!
— Я приказываю вам молчать!
— Я полюбил вас и хотел сказать вам это…
Диана закрыла руками раскрасневшееся лицо, и крупные слезы потекли по ее щекам.
— Боже мой! Боже мой… — шептала она. — Потому, что я одна и без защиты, меня оскорбляет этот человек! Это низко и подло!
— Оскорблять вас! — с жаром продолжал Филипп. — Призываю небо во свидетели, клянусь самим Богом, что решился бы скорей умереть здесь, на ваших глазах, чем оскорблять вашу добродетель!…
— Не призывайте небеса! Не говорите про Бога! Это святотатство в ваших устах!
— Выслушайте меня…
— Нет! Нет! Я ничего не хочу слышать…
— Нет, вы должны меня выслушать…
— Никогда!
— Это необходимо как для вас, так и для меня! Вы должны узнать, что мое обожание не оскорбительно: оно полно глубокого уважения и благоговения! Бог позволяет любить себя и говорить ему о своей любви к нему! Будьте же и вы добры и милостивы! Моя любовь к вам не порочная страсть, которая ни перед чем не отступает, даже перед бесчестьем любимой женщины! Я ставлю вас на пьедестал; смотрю на вас, как на чистого ангела! Я ничего не требую, ни на что не надеюсь и ничего не желаю! Я вас люблю не как любовник, но как отец любил бы свою дочь! Неужели и теперь вы скажете, что я оскорбляю вас?
Говоря это, регент встал перед маркизой на колени.
Молодая женщина выслушала его без гнева. Слова регента тронули Диану, и она ответила почти нежным тоном:
— Вы говорите, кажется, искренно, но как могу я верить вам, когда не знаю вас? Зачем скрываете вы ваше имя?
— Я дворянин, сударыня! — воскликнул Филипп, прижав руку к сердцу. — И клянусь вам честью, что я говорил правду.
— Но если бы даже, действительно, чувство, которое, как вы говорите, влекло вас ко мне, и заслужило снисхождения, то ваше присутствие здесь, ночью, в моем уединении, и странное признание, которое вы мне сейчас сделали, оскорбительны! Меня зовут маркиза де Салье. Я люблю своего мужа всей силой моей души! Если вы, действительно, честны, так уйдите! Уходите сейчас же, и тогда я прощу вас!
В это время из-за деревьев, окружающих дом, вышли два человека; один из них опирался на другого, он делал невероятные усилия, чтоб идти скорей, но слабость и боль замедляли его шаги; он шатался из стороны в сторону, по временам из его груди вырывался глухой стон. Яркий свет в окне нижнего этажа привлек его внимание. Он как бы вдруг воодушевился и увлек своего товарища под окно, откуда мог все видеть и слышать.
Глава X
УДАР
— Уйти! — повторил регент. — И тогда вы простите меня… Хорошо! Я сделаю по-вашему, потому что желаю во что бы то ни стало получить ваше прощение, но если я принесу эту жертву, вы должны вознаградить меня.
— Условия! — с гордостью воскликнула Диана.
— Их нет. Но вот моя просьба. Позвольте мне снова увидеть вас? Дайте мне надежду, что придет время, когда вы назовете меня своим другом?
— Дружба, скрывающаяся под маской, подозрительна… Покажите мне ваше лицо, скажите мне ваше имя, и тогда я отвечу вам.
— Скоро вы увидите меня и узнаете, кто я, но теперь, в данную минуту, не требуйте этого!
— Отчего же?
— На то есть уважительные причины.
— Долой маску, или я подумаю, что мнимый друг не более как изменник, вор чести!
— И ты права! — сказал громкий угрожающий голос.
Диана вскрикнула. Филипп быстро обернулся. В дверях стоял, как призрак, бледный, покрытый кровью и грязью де Салье. За его спиной виднелась длинная фигура виконта де Фан-Авена.
— Но как бы ни было скрыто лицо этого человека, — сказал маркиз, выступая вперед, — я узнаю его!
Регент не успел еще принять оборонительного положения, как маркиз сорвал с него маску.
— А, подлец! — воскликнул Филипп, невольно сжав рукоятку своей шпаги, но не вынул ее из ножен.
— Регент! — закричали одновременно маркиз и Диана.
— Господин де Салье, господин де Салье! — продолжал Филипп. — Что вы наделали?
— Так это вы, Филипп Орлеанский, регент Франции, — сказал с горечью маркиз, скрестив на груди руки. — Ваше высочество! Кто же, как не вы, мог подкупить нынешней ночью моих убийц?
Диана, услыхав эти слова, бросилась к мужу и хотела закрыть ему рукой рот, но маркиз отстранил ее, продолжая:
— Кто же, как не вы, заставлял убивать мужа, чтобы свободно пройти к его жене?
— Замолчи, замолчи! — умоляюще шептала Диана.
— Безумный! — сказал Филипп. — Замолчишь ли ты? Дай мне право простить тебя…
— Кто же, — продолжал де Салье, голос которого становился все громче и громче, — кто же мог бы поступить так хитро и подло? Все он же, Филипп Орлеанский! Он, регент Франции! Он, первый человек во всем королевстве по званию, чину и последний по душе и сердцу!
— Вы, кажется, не помните себя! — прервал его регент. — Берегитесь!
— Вы не заставите меня молчать, ваше высочество, я буду говорить под ножом ваших соучастников! Я буду говорить под топором палача!
Диана опустилась на колени перед своим мужем и с отчаянием и слезами молила его:
— Остановись, молю тебя! Остановись!
