Ефим Лехерзак - Москва-Лондон
— Словно войско походом идет! — ликовал Петрунька.
— А ты — воеводою над ним! — ласково улыбался отец. — В таком походе чрез дебри лесные войско, однако, идет не шибко, но кучно и обережно. Воеводы тоже при своих местах сидят, не высовываются без толку. Мы же с тобою, кажись, на полверсты войско свое опередили. Обождем его тут малость…
Они остановились на крутом повороте узкой дороги, едва приметно струившейся между вековыми деревьями. Вдруг откуда-то из-под снега или прямо из стволов деревьев (так, по крайней мере, показалось тогда Петруньке) выскочили какие-то бородатые огромные люди с топорами, кольями, вилами, боевыми шестоперами92, косами, осилами93, большими ножами, а то и просто с дубьем в руках…
— Станичники!94 — в ужасе закричал Петрунька. — Тятенька!.. Стрельцы!.. Эй, стрельцы!.. Где же вы?!..
…Петрунька едва поднялся на одеревеневшие ноги и всем телом прижался к дереву, крепко обняв его. Наверное, только сейчас, когда сознание наконец начало возвращаться к нему, он впервые со всей остротой понял, что остался вдруг совсем один на белом свете, и стало ему так жутко, что силы, казалось, вот-вот покинут его…
— Проклятые!.. Проклятые!.. — выстукивал кровоточащими зубами Петрунька. — Волки!.. Лешие!.. Исчадия!.. Геенна на вас огненна!.. Воры-ы-ы!.. Проклятые!.. Тятенька!.. Маменька!.. Сестричка!.. Вы ведь уже в раю? Скажите Господу Богу про меня… Не хочу я оставаться тут… Мне страшно… один ведь я… пожрут меня волки-то… Я хочу к вам… в рай…
И он вдруг отчетливо услышал, что ему ответило чье-то далекое завывание…
Или — плач?..
Или — зов?..
— Волки! — в ужасе прошептал Петрунька. — Лешие!.. Ведьма!.. Матуш-ка-а-а!..
И он бросился было бежать, но провалился в глубокий снег. Выбираясь, он увидел широкий след санных полозьев, а между ними — отпечатки копыт лошади.
Стараясь наступать на лошадиные следы, Петрунька вместе с ними долго, быть может, верст десять (сто верст, показалось ему…), петлял между деревьями, пока вдруг не натолкнулся на что-то и не упал на примятое сено. Он вскочил на ноги и обомлел: он стоял на тех же санях, на которых его везли куда-то в лес, а та же самая лошадь стояла у большого и бесформенного стога сена и спокойно пережевывала примерзшую свою пищу. Вожжи
и кнут были накинуты на высокий передок саней…
А где же их хозяин, что едва не убил Петруньку?
Не дай бог — тоже где-то здесь… сатана?!..
Петрунька в ужасе зарылся в сене и замер…
Никого…
Тихо — аж в ушах звенит…
Но вот он почувствовал, что страх, словно туман на ветру, начал рассеиваться, и на его месте теперь прочно обосновалась отчаянная мысль — бежать, бежать, пока не выпрыгнул из земли этот страшный леший! Бежать!
Петрунька осторожно вылез из своего укрытия и осмотрелся, напрягая зрение избитых глаз и стоя на четвереньках, словно молодой волчонок
на первой охоте…
Вокруг стога, шагах в тридцати от него, расположились землянки с низкими треугольными деревянными входами и с дверями, больше похожими на прикрытия лазов. Из всех землянок торчали невысокие трубы печей, но ни одна из них сейчас не топилась, и трубы постепенно заваливались снегом…
Так вот оно какое — становище лесных разбойников!
Словно звери, зарылись в землю!..
Не звери — дьяволы!..
Звери такое не творят…
Дьяволы!.. Дьяволы!..
Все двери землянок были приоткрыты, а входы-лазы завалены сеном.
Петрунька, согнувшись, бросился к одному из этих дьявольских жилищ и распластался возле самого лаза, затаив дыхание и весь уйдя в слух.
Вдруг он услышал какое-то прерывистое рычание…
— Медведь! — прошептал он сам себе…
Он еще сильнее вжался в снег, затрепетав всем своим телом.
Рычание, только слабее первого, повторилось снова.
Нет, на медведя не похоже…
Петрунька осторожно встал на четвереньки и прижался ухом к сену.
Вдруг он вскочил на ноги и скорее всего засмеялся бы, если бы не острая боль, пронзившая все лицо…
— Храпят… станичники… дьяволы… — снова самому себе прошептал Петрунька.
А вот другая землянка… еще… еще… еще…
Ого — сколько их тут… дьяволов проклятых…
Храпят…
Возле одного из лазов он вновь упал на снег — оттуда явственно доносились обрывки человеческого разговора:
— Не брыкайся… корова… от меня не отобьешься… сама пластайся,
не то придушу… Всем стадом нашим мять тебя снова будем… покуда телка твоя тут не объявится… Ну!.. То-то же…
Петрунька все-таки слегка усмехнулся — ишь ты… корова… телка… скотий двор у них там, что ли… а то — мужик с бабою возится… знамо дело…
не маленькие, чай… не титешные ужо вовсе-то… наслышаны, поди ж ты…
Ах, если бы он знал, кто был этот мужик и с какой бабою он возился!..
Он обежал все лазы!
Трижды прислушивался у того, где мучилась «корова». Какая-то не осознанная еще сила неодолимо тянула его именно к этой землянке…
Но отовсюду доносился однообразный могучий, заливистый и с при-
свистом подземный звериный храп…
Петрунька присел на корточки у притухшего костра и протянул озябшие руки к ленивому и неяркому огню.
Огонь…
А геенна ведь тоже бывает огненная…
Геенна… огненная…
Батюшка Никодим рассказывал про Библию… и про эту… геенну…
А это кто — геенна?..
Вроде — гнев Божий… люди сказывают…
Кажись, грешников великих — в эту самую геенну огненну…
Ишь, как ладно все складывается — ведь станичники-то эти, дьяволы сущие, и есть грешники самые великие!..
Стало быть, — в огонь… в эту самую геенну огненну!.. извергов сих…
дьяволов… окаянных…
В огонь их!
Петрунька несколько раз обежал затухающий костер и вдруг явственно, словно наитие свыше, понял, что следует сейчас делать…
Только у того лаза, откуда он однажды услышал некий голос, похожий на человеческий, Петрунька еще раз прислушался — долго и тревожно. Но там, как и всюду, царствовал храп…
Петрунька выпрямился и пристально осмотрел входы во все землянки.
Хорошо — сено плотно закупоривало их!
Теперь — геенна огненная!..
Теперь — дымящимися рукавицами горящие и искрящиеся головешки подкладываются под сухое сено…
Последняя — в стог!
Петрунька вскочил в сани, изо всей силы хлестнул лошадь кнутом и с головою зарылся в сено…
Глава III
— Но-но, кобылишши, смирно у меня! И не орать… ухи от вас ломит… Не то в миг единый юбки-то на головах ваших глупых повяжем да рядышком
с матерью и начнем снег топить — из девок баб робить… Живо на мешки залазьте! Ну! Ай кнутом подсобить?
