Горацио Хорнблауэр. Рассказы - Сесил Скотт Форестер
— Мистер Хорнблауэр!
— Сэр! — ответил Хорнблауэр, прилагая все силы, чтобы безнадежность не слишком явственно звучала в его голосе.
— Я собираюсь назначить вас ответственным за пленного.
— Сэр? — снова произнес Хорнблауэр, теперь уже с вопросительной интонацией.
— Харт будет давать показания перед трибуналом, — пояснил Бакленд — удивительно, что он вообще снизошел до пояснений, — а наш начальник корабельной полиции, как вы знаете — полный дурак. Я же хочу, чтобы Маккул предстал перед судом живым и здоровым и я намерен, чтобы таким же он оставался и… некоторое время после заседания трибунала. Я повторяю собственные слова нашего капитана, мистер Хорнблауэр.
— Есть, сэр! — ответил Хорнблауэр, ведь ничего другого он и не мог ответить.
— Смотрите, чтобы Маккул не выкинул шуточки на манер Тони Вольфа, — посоветовал Смит.
Тони Вольф перерезал себе горло в ночь перед казнью и умер неделю спустя.
— Если вам что-нибудь понадобится, мистер Хорнблауэр, обращайтесь прямо ко мне, — добавил Бакленд.
— Есть, сэр!
— Фалрепные, к трапу! — неожиданно донеслось с верхней палубы и Бакленд заторопился наверх; приезд старшего офицера означал, что члены трибунала начали собираться на «Славу».
Хорнблауэр задумался, ссутулившись так, что его подбородок почти уткнулся в грудь. Мир жесток и безжалостен, а сам он — офицер на самой жестокой и безжалостной службе, которая не признает ответов «Я не могу» или «Я не решаюсь».
— Да, не повезло тебе, Хорни, — заметил Смит неожиданно мягко и сочувственный шумок пронесся над столом.
— Исполняйте ваши приказы, молодой человек, — бесстрастно проговорил Робертс.
Хорнблауэр поднялся со своего места. Он не надеялся, что голос не выдаст его расстроенных чувств и поэтому молча поклонился, прощаясь с сидящими в кают-компании.
— Он здесь, живой и здоровый, мистер ‘Орнблауэр, — такими словами встретил его начальник корабельной полиции в полумраке твиндека.
Морской пехотинец, стоящий на часах у двери, отошел в сторону, оружейник поднес свечу поближе к замочной скважине и вставил ключ.
— Я поместил его в пустую кладовую, сэр, — продолжал он, — с ним там два моих капрала, сэр.
Из-за приоткрытой двери упал луч света от другой свечи, установленной в фонаре. Воздух внутри кладовой был отчаянно спертым. Маккул сидел на своем сундучке, а два капрала морской пехоты — прямо на палубе, опираясь спинами о переборки. Они поднялись при виде офицера, но и при этом для двоих вошедших почти не было места. Хорнблауэр окинул помещение внимательным взглядом. Похоже, у пленника не оставалось ни одного шанса совершить побег или самоубийство.
— Я буду отвечать за вас, — произнес Хорнблауэр.
— Это весьма лестно для меня, мистер — мистер… — произнес Маккул, вставая со своего сундучка.
— Хорнблауэр.
— Рад познакомиться с вами, мистер Хорнблауэр.
Маккул говорил по-английски чисто, с чуть заметным ирландским акцентом, который все же выдавал его происхождение. Он отбросил назад рыжие локоны, заплетенные в аккуратную косичку и даже в тусклом свете свечей его глаза загадочно сверкнули.
— Вам что-либо нужно? — спросил Хорнблауэр.
— Я бы с удовольствием поел и выпил, — ответил Маккул, — учитывая, что с тех пор, как была захвачена «Эсперанс», у меня во рту не было ни крошки.
Это было еще вчера. Этот человек не ел и не пил больше двадцати четырех часов.
— Я распоряжусь насчет еды и питья, — сказал Хорнблауэр, — что-нибудь еще?
— Тюфяк, койку, — что-нибудь, на чем я бы мог сидеть, — попросил Маккул, махнув рукой в сторону своего сундучка: — Я ношу славное имя, но не хотел бы, чтобы оно отпечаталось у меня пониже спины.
Сундук был сделан из красного дерева, а на массивной крышке было вырезано имя владельца — Б.И. Маккул — крупные, выпуклые буквы выступали над поверхностью.
— Я пришлю вам и тюфяк, — заверил Хорнблауэр.
В дверях показался незнакомый лейтенант.
— Я — Пэйн, из штаба флота, — представился он Хорнблауэру, — мне приказано обыскать этого человека.
— Конечно, — согласился Хорнблауэр.
— Я также даю вам свое разрешение, — милостиво проговорил Маккул.
Начальник корабельной полиции вместе со своими капралами вынужден был выйти из переполненной комнатки, чтобы Пэйн мог выполнить свою миссию. Хорнблауэр же остался и, вжавшись в угол, наблюдал. Пэйн действовал быстро и добросовестно. Он велел Маккулу раздеться донага и внимательно осмотрел и ощупал каждый из предметов его одежды — швы, ткань и пуговицы. Каждую вещь он сминал в руках, прислушиваясь — не раздастся ли шорох зашитой в подкладку бумаги. Затем он присел на корточки перед сундучком. Ключ еще торчал в замке. Повернув его, Пэйн откинул крышку. Мундир, рубашки, нижнее белье, перчатки; каждая из вещей была вытащена, проверена и отложена в сторону. Здесь же лежали два детских портрета, осмотру которых Пэйн уделил особое внимание — и ничего не нашел.
— То, что вы, по всей вероятности, ищете, — очень вежливо произнес Маккул — было выброшено за борт, прежде чем призовая команда поднялась на борт «Эсперанс». Вы не найдете ничего, чтобы могло повредить моим землякам, так что можете не утруждать себя лишними хлопотами.
— Можете одеться, — коротко ответил Пэйн и, кивнув Хорнблауэру, поспешно вышел.
— Да, это человек просто невероятной вежливости, — заметил Маккул, застегивая бриджи.
— Я позабочусь о выполнении ваших просьб, — сказал Хорнблауэр.
Он задержался только для того, чтобы еще раз самым суровым образом проинструктировать начальника корабельной полиции и его капралов, призывая их к бдительности, и поспешил наверх, чтобы передать приказания относительно пищи и воды для Маккула. Затем он вернулся. Маккул жадно выпил кварту воды и попытался откусить кусок корабельного сухаря с солониной.
— Ни вилки, ни ножа? — полувопросительно проронил он.
— Нет, — ответил Хорнблауэр абсолютно бесстрастным тоном.
— Я понимаю.
Было странно смотреть как человек, которого завтра должны повесить, неуклюже пытается откусить кусок твердого мяса.
Переборка, к