Богдан Сушинский - Французский поход
— Ну, почему же? — с ленцой отреагировала Лили. — Вернувшись в свое германское имение — а оно рядом с Францией, недалеко от Висбадена, — я смогу собрать необходимую сумму и вернуть герцогине долг.
— Логично, — не стал спорить д'Артаньян, грустно улыбнувшись. Он не был уверен, что из сетей герцогини вырваться будет так просто. — И что же представляют собой эти ваши владения, баронесса, если, конечно, это не тайна?
— Прежде всего, это наш родовой замок — огромный и жутко неуютный, как старая заброшенная крепость. По преданию, его построил наш далекий предок, Герман Вайнцгардт, один из древнегерманских вождей. Зато имение довольно богатое. А главное, брат полностью уступил его мне. Кстати, он объявил об этом своем решении только вчера, — просветлело лицо Лили. — Так что теперь я — владелица замка! Можете представить себе нечто подобное?
— Могу, но… пока что — с огромным трудом.
— Честно говоря, я тоже — «с огромным трудом». Но случилось то, что случилось. Брат оставил за собой только замок в самой Верхней Саксонии…
— Что еще раз убеждает нас, что барон фон Вайнцгардт — благороднейший из саксонцев.
14
Бой завершился тем, что последний из нападавших на кортеж Ольгицы, прихрамывая, убежал в лес, черневший по ту сторону моста. Вот тогда-то все подошли к человеку, плененному Кара-Батыром. Вначале трудно было понять, кто он. И лишь когда с факелом в руке прибежал кучер и осветил пленника, все увидели, что тот облачен в монашеские одежды.
— Ну, вот, нашли вояк-похитителей, — с презрением окинул его взглядом поручик. — До какой же низости нужно было пасть врагам нашим, чтобы превращать в наемных убийц жалких монахов!
«Жалкому монаху» было за сорок. Он стоял на коленях, молился и без видимого страха посматривал на Диану. Ствол пистолета графини был направлен в его голову.
Татарин взял из рук кучера факел и поднес его к лицу монаха:
— Пока что я всего лишь освещаю, чтобы ты видел, кто перед тобой, шакал. А потом выжгу глаза и стану поджаривать лицо и грудь до тех пор, пока не скажешь правду. Ну?!
— Я скажу ее, скажу! — закричал монах, отстраняясь от огня и заслоняя лицо руками. — Как только мы выберемся из этого страшного леса, я расскажу все, что знаю.
— Нет уж, рассказывай здесь и сейчас, — почти прорычал Кара-Батыр.
— Я должен был допросить графиню де Ляфер. Захватить ее и допросить. Мы не грабители. Есть среди вас графиня?
— Графиня де Ляфер перед вами, преподобный, — с вежливой иронией представилась Диана. — Зачем понадобилась засада? Мы могли познакомиться с вами в любое время, в любом из заезжих дворов.
— Люди, которых мы наняли, должны были всего лишь захватить вас. Не причиняя вам при этом никакого зла.
— Вы не объясните мне, преподобный, как можно захватить человека ночью, в лесу, вырвав его у вооруженной охраны, не причиняя при этом зла? Тем более что речь идет о женщине. Побойтесь Бога.
— И все же, мы только хотели допросить вас, — угасшим голосом бубнил монах. — И не более того!
— Ладно, не будем выяснять подробности ваших намерений. В чем заключался бы смысл вашего допроса? Что вас интересовало? — снова ткнула пистолетом ему в лицо графиня.
— Почему королева Мария-Людовика Гонзага столь неожиданно прибыла в Краков и терпеливо дожидается вас? Почему именно вас?
— Королева вправе призвать к себе любого из подданных.
— Никто и не оспаривает это ее право, никто и не оспаривает… Но каким образом этот вызов связан с предстоящей поездкой предводителей украинских казаков во Францию? Как вообще он может быть связан с ней? — уточнил монах.
— Вот это уже существенно. Люди, которые послали вас, хотят знать, какое отношение имеет графиня де Ляфер к переговорам польского правительства и казачьих предводителей с Францией. А если бы я не пожелала отвечать на ваши вопросы?
— Есть вопросы, на которые невозможно не ответить, — монах уже немного пришел в себя и голос его стал жестче, — настолько ответы на них важны для людей, которые организовали эту засаду.
— Я очень удивлю вас, если скажу, что точно так же они важны и для меня. Так, может быть, нам следует объединить свои усилия, чтобы выяснить правду у людей из окружения королевы? Извините, преподобный, но теперь вам придется выбирать, кому служить преданнее — тем, кто вас нанял, или той, что сохранила вам жизнь после неудавшегося нападения.
Монах не ответил. При свете факела видно было, что он шевелит губами, но слов его расслышать графиня не могла.
— Если вы решили молиться, преподобный, то время выбрали неудачное. Я сказала: «Вам придется выбирать».
— Я сделал свой выбор, принимая монашеский обет.
— Вот как?! И в этом обете речь шла о преследовании бедной, беззащитной графини де Ляфер? Странные нынче пошли обеты у наших монахов! — саркастически возмутилась Диана. И, не меняя тона, спросила: — Организовал нападение, конечно же, вездесущий и досточтимый орден иезуитов?
— Даже если я отвечу: «Нет», вы ведь все равно не поверите.
— Я всегда верю людям, которые, давая монашеский обет, освобождают себя от любых нравственных христианских запретов. Кто вы? Из какого монастыря?
— Лишь после того, как татарин обжег ему пламенем подбородок, монах сквозь зубы процедил:
— Хорошо, я буду откровенен. Меня зовут Игнацием.
По имени основателя ордена Игнация Лойолы?
— Очевидно. Я — из Горного монастыря Всех Святых Великомучеников.
«Всех великомучеников», говорите?! — язвительно заметила Диана. — Как трогательно! «Великомученики», которые послали вас… От кого они узнали о письме королевы?
— Разве меня, монаха, в такое посвящали?
— Тогда назовите имя хотя бы одного, главного «великомученика», затеявшего всю эту охоту.
— Он не монах. Мало того, он слишком важное лицо, чтобы те, кого отправляют в ночной лес, могли осквернять его имя, упоминая всуе.
— Но вас-то, вас самого, это интересует: почему королева вызвала меня к себе?
— Я обязан выполнить то, что приказано. Это мой долг.
Графиня внимательно осмотрела всех присутствующих. Мужчины угрюмо молчали.
— Ну что ж, тогда, из уважения к вашему монашескому сану и к вашему послушанию, я поведаю все, что знаю по поводу этого письма, королевы и моего приезда в Краков. Подчеркиваю: все, что знаю и о чем догадываюсь.
— Это еще зачем? Не вижу в этом смысла, графиня, — занервничал поручик Кржижевский. — И вообще, кому нужны сейчас, в этом ночном лесу, ваши откровения?
— Смысл есть во всем, поручик. Тем более — в желании открыть истину монаху, который ради постижения ее ударился во все тяжкие.
