Алан Берджесс - Гибель на рассвете.Подлинная история убийства Гейдриха
— Тогда, может быть, — попросил Индра, — вы сможете описать железнодорожную станцию во Владиславе, рядом с Тршебичем? Вы, конечно, знаете Владислав?
— Очень хорошо, — сказал Ян. — он стоит на дороге между Тршебичем и Брно.
— Значит, вы знаете, чем эта станция исключительно интересна?
— Знаю, — сказал Ян. — Начальник станции — известный любитель роз. Все лето станция — сплошь в цветах.
— Хорошо, — сказал Индра, на этот раз впервые без недоверия в голосе.
— Как же мне этого не знать, — сказал Ян. — Я родом из Дольниче Вилемовиче, всего в девяти километрах. Моя семья и сейчас живет там. Если хотите еще доказательств, можно съездить к ним.
Лед был разбит. Двое других взяли свои чашки и начали молча пить. В воздухе появилось чувство облегчения.
— Больше доказательств не требуется, — сказал Индра. — Но вы понимаете, что мы должны были все выяснить. Кстати, вам не надо общаться с семьей. Чем меньше людей будет знать о том, что вы здесь, тем лучше.
Ян кивнул и начал пить чай. Револьвер он положил обратно в карман.
— Видите ли, — объяснил Индра, — после начала войны вы — первые парашютисты, которые прибыли сюда. Мы к этой мысли еще не привыкли.
— И нам трудно привыкнуть к мысли, что мы вернулись, — сказал Ян.
Индра закурил еще одну папиросу и продолжал расспросы.
— Мы хотим знать и другое. Например, для чего вас забросили сюда.
— Чтобы организовать сопротивление. Работать ради Чехословакии против Германии.
Индра вынул папиросу изо рта и прямо посмотрел на него.
— Мы понимаем, — серьезно сказал он, — что вы посланы с определенной специальной миссией.
Для Яна это было что-то новое. Откуда эти люди узнали о его специальной миссии? Это была страшная тайна. Ян насторожился.
— Я уверен, что, хотя мы порой и были неосторожны, но об этом факте не давали знать никому, — подумав, сказал он.
— Тем не менее, это так? — настаивал Индра.
Ян помолчал и посмотрел на три лица, вопросительно глядевших на него.
— Я попал в странную квартиру, — сказал он. — Вы устраиваете мне перекрестный допрос и убеждаетесь в том, кто я. Но я ничего не знаю о вас. Не думайте, что я открою вам все.
Индра решительно подвинул свою чашку на край стола. Несколько секунд помолчал и сказал:
— Возможно ли, что вас послали убить Гейдриха?
Ян смотрел на него с изумлением.
— Боже мой! — воскликнул он.
В первый раз Индра улыбнулся.
— У нас тоже есть контакты с Лондоном, — сказал он. — Не очень хорошие и не очень надежные, но есть.
— Но как вы узнали? — спросил Ян.
— Мы думали об этом и просили помощи, — сказал Индра. — Может быть, и Лондон одновременно думал об этом. Это не важно. Главное — сможем ли мы сделать это?
— Это — наше дело, — спокойно сказал Ян.
Индра кивнул.
— Мы будем помогать вам всем, чем сможем, — сказал он. — Мы рады, что вы здесь.
Он рассказал Яну, как прибытие Гейдриха послужило сигналом для целой волны арестов, от которых сопротивление до сих пор не оправилось. Все, кого могли счесть «интеллектуалами», были арестованы, посажены в тюрьму и в большинстве случаев казнены. Подобная жестокость не имела никаких оснований ни в официальных законах, ни в любом цивилизованном кодексе поведения. Если вы были «интеллектуалом», то, следовательно, могли думать что-нибудь против рейха. И этого было достаточно.
Индра рассказал Яну не все. Он не сказал ему о том, что в первые дни гейдриховского террора входил в состав революционного комитета «Сокола» в Брно. Все члены комитета были схвачены и расстреляны, он один уцелел. Работал он тогда учителем в средней школе. Решив, что пора исчезнуть, он переехал в столицу, чтобы здесь продолжить борьбу. Под именем Индры он вступил в контакт с лидерами сопротивления по всей Чехословакии.
Он не рассказал Яну о всех тех трудностях, с которыми им пришлось столкнуться, когда они налаживали связь, не имея коротковолновых передатчиков и приемников. Без радиоаппаратуры практически не было возможности отправлять сообщения за границу. А как организовать диверсионный акт, не имея взрывчатки? Каким образом обучать людей всему этому? Вот почему они обратились за помощью к Лондону.
— Я так понял, — сказал Ян, — что вторая группа, сброшенная с нашего самолета, имела радиопередатчики и приемники.
Их задачей было установить связь с Лондоном. У вас не было с ними контактов?
— Пока нет, — сказал Индра. — Им, конечно, потребуется некоторое время, чтобы обосноваться. Если с ними ничего не случится, то мы о них скоро услышим. — Он сменил тему. — А ваше снаряжение? Что с ним?
— Спрятано в сарае садовника в Нешвижды. Оно в полной безопасности.
— Что у вас есть?
— В основном, оружие и боеприпасы — гранаты, взрывчатка, пара пулеметов. Мы решили, что будет надежнее оставить их пока там.
— Вам надо организовать доставку их в Прагу и распределить по городу, — сказал Индра. — Видите ли, я уверен, что слабое место любой организации сопротивления заключается в том, что слишком много людей слишком много знают. Поэтому впредь вы будете действовать, как правило, через «дядюшку Гайского». Будем менять ваше местожительство как можно чаще, старайтесь по возможности чаще менять имена. Дядюшка Гайский будет работать с вами по всем аспектам вашего плана. Думаю, вам потребуется некоторое время, чтобы осмотреться. Желаю удачи!
Ту первую встречу с Яном Индра запомнил навсегда. Ему сразу, с первого взгляда, понравился этот парень, но тогда он и представить себе не мог, что их всех ждет впереди. Три человека — тетушка Мария, Индра и дядюшка Гайский — более других повлияли на жизнь и судьбу Яна и Йозефа в последующие несколько месяцев.
С дядюшкой Гайским они близко сошлись, но так и не узнали, что его настоящее имя — Ян Зелнек, что до прихода немцев он был всеми уважаемым учителем школы в небольшом городке на севере Богемии, что там он стал лидером местной организации «Сокола» и делал все, чтобы спасти культуру и свободу Чехословакии. Но они сразу увидели, что дядюшка Гайский является патриотом и свято верит, что достоинство заложено в основу человека.
Он уехал в Прагу, когда попал в списки, составлявшиеся немцами по их округу. Теперь он работал в небольшой начальной школе под Прагой. Это место давало ему удобное прикрытие для продолжения участия в сопротивлении.
Ему было за пятьдесят. Высокий, худой, как высохший бобовый стебель, со смуглым морщинистым лицом и добрыми глазами, которые смотрели сквозь большие роговые очки. Он не был человеком насилия. Он проповедовал миролюбие и любил свободу.
