Александр Дюма - Двадцать лет спустя (часть вторая)
— Да, если только его возможно осуществить.
— Конечно, возможно. Говорю вам: готовьтесь к отъезду!
— Ну, я-то всегда к нему готов, но только мне никак не удается уехать… и на этот раз я вряд ли уеду.
— А если я уеду, поедете вы со мной?
— Постараюсь.
— Вы меня убиваете своей трусостью, Джулио. Чего вы боитесь?
— Многого.
— Например?
Лицо Мазарини было все время насмешливым. Теперь оно омрачилось.
— Анна, — сказал он, — вы женщина и можете оскорблять мужчин, так как уверены в своей безнаказанности. Вы обвиняете меня в трусости, но я не так труслив, как вы, ибо не хочу бежать. Против кого восстал народ? Против вас или против меня? Кого он хочет повесить? Вас или меня? А я не склоняюсь перед бурей, хоть вы и обвиняете меня в трусости. Я не сорвиголова, это не в моем вкусе, но я тверд. Берите пример с меня: меньше шума и больше дела. Вы громко кричите — значит, ничего не достигнете. Вы хотите бежать…
Мазарини пожал плечами, взял королеву под руку и подвел ее к окну.
— Смотрите, — сказал он.
— Что? — спросила королева, ослепленная своим упрямством.
— Ну, что же вы видите в это окно? Если глаза меня не обманывают, там горожане в панцирях и касках, с добрыми мушкетами, как во времена Лиги; и они смотрят на это окно так внимательно, что увидят вас, если вы поднимете занавеску. Теперь посмотрите в другое окно. Что вы видите? Вооруженный алебардами народ, который караулит выходы. Все ворота, двери, даже отдушины погребов охраняются, и я скажу вам, как говорил мне Ла Раме о Бофоре: «Если вы не птица и не мышь, вы не выйдете отсюда».
— Но ведь Бофор бежал!
— Хотите и вы бежать таким же способом?
— Значит, я пленница?
— Конечно! — воскликнул Мазарини. — Я уже битый час вам это доказываю.
С этими словами кардинал преспокойно сел за стол и занялся письмом к Кромвелю.
Анна, трепеща от гнева и вся красная от негодования, вышла из кабинета, сильно хлопнув дверью. Мазарини даже не обернулся. Вернувшись к себе, королева бросилась в кресло и залилась слезами. Вдруг ее осенила мысль.
— Я спасена! — воскликнула она, вставая. — О да, я знаю человека, который сумеет увезти меня из Парижа; я слишком долго не вспоминала о нем. Да, — продолжала она задумчиво, но в каком-то радостном возбуждении, — как я неблагодарна. Я двадцать лет оставляла в забвении человека, которого давно должна была бы сделать маршалом Франции. Моя свекровь осыпала золотом, почестями и ласками Кончини, который погубил ее; король сделал Витри маршалом Франции за убийство; а я даже не вспоминала и оставила в бедности этого благородного д’Артаньяна, который меня спас.
Она подбежала к письменному столу и поспешно набросала несколько слов.
VI. Свидание
Д’Артаньян спал эту ночь в комнате Портоса, как и все ночи с начала возмущения. Шпаги свои они держали у изголовья, а пистолеты клали на стол так, чтобы они были под рукой.
Под утро д’Артаньяну приснилось, что все небо покрылось желтым облаком, из которого полил золотой дождь, и что он подставил свою шляпу под кровельный желоб.
Портосу снилось, что дверца его кареты оказалась слишком мала, чтобы вместить его полный герб.
В семь часов их разбудил слуга без ливреи, принесший д’Артаньяну письмо.
— От кого? — спросил гасконец.
— От королевы, — отвечал слуга.
— Ого! — произнес Портос, приподнимаясь на постели. — Ну и что там?
Д’Артаньян попросил слугу пройти в соседнюю комнату и, как только дверь затворилась, вскочил с постели и поспешно прочел записку. Портос смотрел на него, выпучив глаза и не решаясь заговорить.
— Друг Портос, — сказал наконец д’Артаньян, протягивая ему письмо, — вот наконец твой баронский титул и мой капитанский патент. Читай и суди сам.
Портос протянул руку, взял письмо и прочел дрожащим голосом:
— «Королева желает переговорить с господином д’Артаньяном, которого просит последовать за подателем этого письма». Что же, — произнес Портос, — я не вижу тут ничего особенного.
— А я вижу, и очень много, — возразил д’Артаньян. — Если уж позвали меня, то, значит, дела плохи. Подумай, что должно было произойти, чтобы через двадцать лет королева вспомнила обо мне!
— Правда, — согласился Портос.
— Наточи свою шпагу, барон, заряди пистолеты и задай лошадям овса. Ручаюсь, что еще сегодня у нас будет дело; а главное — никому ни слова.
— Не готовят ли нам западню, чтобы избавиться от нас? — спросил Портос, уверенный, что его будущее величие уже теперь многим не дает покоя.
— Если это западня, — возразил д’Артаньян, — то я ее разгадаю, будь покоен. Если Мазарини итальянец, то я гасконец.
Д’Артаньян в один миг оделся. Портос, по-прежнему лежавший в постели, уже застегивал ему плащ, когда в дверь снова постучали.
Вошел другой слуга.
— От его преосвященства кардинала Мазарини, — произнес он.
Д’Артаньян посмотрел на Портоса.
— Дело осложняется, — сказал тот. — С чего же начинать?
— Не беда, — отвечал д’Артаньян, прочитав записку кардинала, — все устраивается отлично — его преосвященство назначает мне свидание через полчаса.
— А, тогда все в порядке.
— Друг мой, — сказал д’Артаньян, обращаясь к слуге, — передайте его преосвященству, что через полчаса я буду к его услугам.
Слуга поклонился и вышел.
— Хорошо, что этот не видал того, — заметил д’Артаньян.
— Значит, ты думаешь, они прислали за тобой не по одному и тому же делу?
— Не думаю, а уверен в этом.
— Однако, д’Артаньян, торопись. Не забывай, что тебя ждет королева, а после королевы кардинал, а после кардинала я.
Д’Артаньян позвал слугу Анны Австрийской.
— Я готов, мой друг, — сказал он, — проводите меня.
Слуга провел его окольными улицами, и через несколько минут они вступили через маленькую калитку в дворцовый сад, а затем по потайной лестнице д’Артаньяна ввели в молельню королевы.
Лейтенант мушкетеров испытывал безотчетное волнение: в нем не было больше юношеской самоуверенности, и благодаря приобретенной им опытности он понимал всю важность совершающихся событий.
Через минуту легкий шум нарушил тишину молельни. Д’Артаньян вздрогнул, увидев, как чья-то рука приподнимает портьеру. По форме, белизне и красоте он узнал эту руку, которую ему однажды, так давно, дозволили поцеловать.
В молельню вошла королева.
— Это вы, господин д’Артаньян, — сказала она, устремив на офицера ласковый и в то же время грустный взгляд. — Это вы, и я вас узнаю. Взгляните и вы на меня, я королева. Узнаете вы меня?
