Густав Эмар - Вождь окасов
При виде друзей французы сошли с лошадей и пошли к индейцам; те со своей стороны встали и поспешили к ним навстречу.
Валентин отвел лошадей к лошадям своих товарищей, надел на них путы, расседлал, дал корма, потом занял место у огня. Эти четыре человека не обменялись ни одним словом.
Через несколько минут Курумилла снял дичь, положил ее на деревянное блюдо возле маисовых лепешек, и каждый своим ножом отрезал себе кусок аппетитной пищи, которая находилась перед ним.
Время от времени, кость или кусок мяса доставался Цезарю, который, сидя сзади как учтивая собака, также обедал. Когда голод был удовлетворен, собеседники закурили трубки и сигары, и Курумилла подбросил новый пук ветвей в огонь, чтобы он не погас.
Настала ночь, но ночь звездная теплых южных стран, исполненная неопределенной мечтательности и неизъяснимого очарования.
Торжественное безмолвие царило над природой, приятный ветерок колебал вершины высоких деревьев с таинственным шелестом. Вдали слышался время от времени хриплый вой волков и шакалов, а тихое журчание невидимого источника дополняло своими величественными звуками грандиозный гимн, который воспевают Богу пустыни тропических стран.
– Ну что? – наконец спросил Трангуаль Ланек.
– Жестокое было сражение, – отвечал Валентин.
– Знаю, – сказал индеец, качая головой, – арока-ны побеждены; я видел как они бежали подобно стае испуганных лис в горы.
– Они сражались за неправое дело, – заметил Курумилла.
– Это наши братья, – с важностью произнес Трангуаль Ланек.
Курумилла склонил голову при этом упреке.
– Тот, кто заставил их вооружиться, умер, – сказал Валентин.
– Хорошо, а брат мой знает ли имя воина, который убил его? – спросил ульмен.
– Знаю, – печально отвечал Валентин.
– Пусть брат мой скажет мне это имя, чтобы я запечатлел его в моем воспоминании.
– Жоан, друг наш, убил этого человека, который не заслуживал пасть под ударами такого храброго воина.
– Это правда! – сказал Курумилла. – Но зачем нашего брата Жоана нет здесь?
– Мои братья не увидят более Жоана, – сказал Валентин прерывающимся голосом, – он остался мертв возле своей жертвы.
Оба вождя обменялись горестными взглядами.
– Это было благородное сердце, – прошептали они тихим и печальным голосом.
– Да, – возразил Валентин, – и верный друг. Наступило молчание. Вдруг оба вождя встали и подошли к своим лошадям, не говоря ни слова.
– Куда идут наши братья? – спросил граф.
– Похоронить храброго воина; тело Жоана не должно быть добычей коршунов, – с важностью отвечал Трангуаль Ланек.
– Пусть мои братья сядут на свои места, – сказал молодой человек тоном кроткого упрека.
Вожди молча сели.
– Неужели Трангуаль Ланек и Курумилла так дурно знают своих бледнолицых братьев, – продолжал Луи, – что оскорбляют их предположением, будто бы они могли оставить без погребения тело друга? Мы похоронили Жоана, прежде чем приехать к нашим братьям.
– Этот долг, который мы хотели исполнить немедленно, помешал нам ранее приехать сюда, – прибавил Валентин.
– Хорошо! – сказал Трангуаль Ланек. – Наши сердца исполнены радости, наши братья истинные друзья.
– Французы не испанцы, – заметил Курумилла с молнией ненависти во взоре.
– Но нас поразило несчастье, – продолжал Луи с горестью, – дон Тадео, наш самый дорогой друг, тот, которого окасы называют Великим Орлом бледнолицых...
– Ну что с ним? – перебил Курумилла.
– Он умер! – сказал Валентин. – Вчера он был убит в сражении.
– Брат мой уверен в этом? – спросил Трангуаль Ланек.
– По крайней мере я так предполагаю, хотя тело его не было найдено.
Ульмен кротко улыбнулся.
– Пусть братья мои утешатся, – сказал он, – Великий Орел белых не умер.
– Вождь это знает? – вскричали с радостью молодые люди.
– Знаю, – отвечал Трангуаль Ланек, – пусть слушают мои братья: Курумилла и я – вожди нашего племени; если наши мнения запрещают нам сражаться за Антинагюэля, то они запрещали нам также поднимать оружие и против нашего народа; друзья наши захотели соединиться с Великим Орлом, и мы предоставили им свободу действовать как они хотят; они хотели защищать друга и были правы; мы позволили им уехать, но после их отъезда мы подумали о молодой бледнолицей девушке и рассудили, что если окасы проиграют сражение, то молодая девушка, по приказанию токи, будет первая отправлена в безопасное место; поэтому мы спрятались в кустарнике на дороге, по которой, по всей вероятности, должны были уехать воины, убегая со своей пленницей. Мы не видали сражения, но шум его достиг нас; очень часто мы готовы были броситься, чтобы умереть с нашими белыми друзьями; сражение продолжалось долго... по своему обыкновению окасы дорого продавали свою жизнь.
– Вы можете по справедливости этим гордиться, вождь, – вскричал Валентин с энтузиазмом, – ваши братья выносили град картечи с героическим мужеством.
– Поэтому их и называют окасами – людьми свободными, – отвечал Трангуаль Ланек. – Вдруг шум, подобный барабанному бою, поразил слух наш и двадцать или тридцать воинов пролетели быстро как ветер перед нами; они везли с собой двух женщин; одна имела вид ехидны, другая была девушка с лазоревыми глазами.
– О! – воскликнул граф с горестью.
– Через несколько минут – продолжал Трангуаль Ланек, – другой отряд воинов, гораздо многочисленнее первого подъехал с равномерной быстротой; им предводительствовал сам Антинагюэль; токи был бледен, покрыт кровью, вероятно, ранен.
– Он точно ранен, – заметил Валентин, – правая рука его разбита; я не знаю, получил ли он другие раны.
– Возле него скакал Великий Орел белых, с обнаженной головой и без оружия.
– Он был ранен? – с живостью спросил Луи.
– Нет, чело его было поднято высоко, лицо его было бледно, но гордо.
– О! Если он не умер, мы его спасем, не правда ли, вожди? – вскричал Валентин.
– Да, брат, мы его спасем.
– Когда же поедем мы по его следам?
– На рассвете... судя по дороге, по которой они ехали, я знаю куда они отправились. Мы хотели спасти дочь, но мы освободим в то же время и отца, – с важностью сказал Трангуаль Ланек.
– Хорошо, вождь, – отвечал Валентин с волнением, – я рад, что вы говорите таким образом; стало быть, не все еще потеряно...
– Далеко не все! – сказал ульмен.
– Теперь, братья, когда мы успокоились, – заметил Луи, – нам не мешает отдохнуть несколько часов, чтобы отправиться в дорогу как можно скорее.
Никто не возразил Луи, и эти железные люди, несмотря на пожиравшее их горе и беспокойство, терзавшее их мысли, завернулись в свои плащи, растянулись на голой земле и через несколько минут спокойно заснули. Один Цезарь охранял безопасность всех.
