Анна Антоновская - Пробуждение барса

Купцы за Нестан богатый калым дают, для сына Караджугай-хана повезут. Можно…"

Шадиман встал, надел шашку, снял белой башней черного коня и позвал телохранителя.

На малый совет собрались только приближенные. По некоторым соображениям приглашена и Мариам.

Начальник замка доложил о порядке празднования дня рождения царя: утром церковь, потом раздача нищим папах, прием просьб, потом преподношение княгиням египетских благовоний, потом прием подарков, легкая еда, двойной турнир витязей и трехдневный пир у фонтана.

Быстро решили воздержаться от продажи шелка из личных имений Мариам, до съезда купцов больших стран.

Менее охотно уважили просьбу отца Евстафия возвести церковь на подъеме у Высоких ворот.

Шадиман передал просьбу Цицишвили о посылке к Куркутскому броду второй горийской дружины. Георгий X внезапно вспылил:

— Допустил глехи и амкаров княжеским делом заниматься, мдиванбегов из них сделал, а из дружинников военный совет хочет создать?

Тайные лазутчики Шадимана неустанно доносили царю о самовольных действиях Саакадзе на Куркутском броде.

Саакадзе действительно решил воспользоваться наплывом амкаров и крестьян из княжеских замков и под предлогом обуздания борчалинцев, не прекращающих набеги на картлийскую сторону, создал народный суд. Георгий знал — поступок смелый, но когда-нибудь надо начать. Ему удалось убедить Цицишвили, что только такой способ расправы с борчалинцами не обострит отношения с Али-Баиндуром, назначенным шахом Аббасом начальником Агджа-Калы. Но втайне Саакадзе рассчитывал на другое: крестьяне вернутся домой и разговорами об отношении азнауров к народу всколыхнут застывшие мысли, амкары разнесут эту весть по майдану, а азнауры почуствуют сладость власти. Первый удар по феодалам Саакадзе рассчитал верно.

Но не менее важно было пресечь вражеские действия Ирана, ставившие под угрозу восточные территории Грузии. И Саакадзе путем мудрой политики щедрых преподношений удалось убедить Али-Баиндур-хана относиться спокойно к суровым мерам картлийцев против борчалу.

Так Саакадзе в кратчайший срок воздвигнул стены новой крепости Ахал-Агджа-Кала и укрепил картлийскую границу, но Георгий X, обуреваемый мелкими страстями, видел во всем этом только самовластие Саакадзе.

И он приказал Бартому прочитать письмо Тинатин.

Царица вынула платочек…

«…Мой великий супруг шах Аббас очень добр ко мне, но все же скучаю без любимой подруги Нестан. Очень прошу отпустить ко мне в гости…»

Луарсаб удивленно оглядел присутствующих.

— Странно, я тоже получил письмо и… про Нестан… «Мой нежный брат, береги Нестан. Когда думаю об участи одинокой княжны, сердце болит. Пусть при тебе вырастет и выйдет замуж за любимого.»

— Мой сын, не может Тинатин всем одинаково писать. Царь уже решил не огорчать Тинатин отказом. Одна, без близких живет.

— Бартом, покажи письмо. Знаю, Тинатин не может так писать… В гости?.. А кто видел красивую девушку вернувшейся из персидского гарема?

— Выходит, дорогой Луарсаб, тебя обманывают. Разве Нестан твоя собственность? — насмешливо спросил царь.

— Отец, Нестан тобой обижена, не понимаю несправедливой суровости. Разве княжна непочтительна или зло таит? Я обещал Тинатин охранять Нестан, как сестру.

— Позволь заметить, царевич, возраст твой не соответствует положению покровителя. В замке говорят: дочь врага пленила наследника. Пусть неправда, но Нестан должна на время покинуть страну.

— Шадиман, в этом ты всегда против меня. Никто не может пленить хрусталь, я только шучу со всеми… Если это плохо, зачем царица позволяет?

— Царица? Да, да, по своей слабости много лишнего позволяет, а Нестан…

— В Иран не поедет…

— Опомнись, мой высокий воспитанник, с царем говоришь! Посмотри, еще не выросла Нестан, уже смуту в Метехи сеет. Да, теперь поздно перерешать, царь дал согласие, купцы княжну доставят в Исфахан.

Сш… сссс… ух… фс… фссс…

Все недоуменно повернули головы.

У дверей, закатав рукав, Дато усердно чистил надетый на левую руку браслет. Будто не замечая удивленных взглядов, азнаур с увлечением вертел, вытягивал руку, щурился, встряхивал платок, усиленно дул и внимательно рассматривал оправу камней.

Царица побледнела, четки беспомощно упали на ковер.

Изумленный царь вонзил глаза в Дато… Где видел этот браслет? Да, да, мой подарок Мариам… Мариам… Почему темнее ночи стала? Как попал браслет к ностевскому азнауру? Неужели от Мариам получил?

Первым опомнился начальник замка.

— Азнаур, ты, вероятно, ума лишился, если при царе чистишься, подобно коню.

— Откуда у тебя браслет? — исступленно закричал Георгий X.

Начальник замка поспешил напомнить о браслете, подаренном царицей азнауру за хорошие вести о триалетской битве.

— Да, великий царь, в первый раз я его от царицы получил, а во второй… браслет оказался волшебным…

— Дерзкий азнаур, говори прямо или сгниешь в подземелье.

— Великий царь, я уже сказал — браслет волшебный и… выведет из подземелья, даже из метехского, невредимым.

Царь затрясся, метнул полный злорадства взгляд на полуживую Мариам, на сумрачного Баака, оглядел недоумевающий зал и задержал глаза на Луарсабе.

— Говори, все говори, азнаур, князем будешь, а за молчание раскаленным железом угощу!

Шадиман поспешно наклонился к телохранителю, и тот змеей выскользнул за дверь. Затем он шепотом напомнил царю о присутствии Луарсаба.

— Очевидно, азнаур о царице нехорошее знает, совсем помертвела…

Луарсаб, выслушав приказание, пожал плечами и порывисто вышел. Обезумевшая Мариам оглядела знакомые лица. Шадиман предал… Она сдавленно простонала.

— Баака, Баака…

Херхеулидзе тяжело опустил руку на плечо Дато:

— Азнаур, ты осмелился быть непочтительным в присутствии царя… Стража, запереть безрассудного в башню и никого не пропускать…

— Кто, кроме меня, смеет распоряжаться? — загремел Георгий X.

Из раздвинутых стен, из оживших фресок, из-за висящих ковров, из глубины ниш молниеносно с обнаженными саблями выскочили рослые телохранители и острым кольцом сковали зал.

— Великий царь, персидские послы более двух часов дожидаются, очень торопятся, просят выслушать, — прорвался сквозь кольцо телохранитель Шадимана.

— Пусть хоть два года дожидаются… Говори, азнаур.

— Царь, послов необходимо отпустить, шах Аббас за оскорбление может принять, азнаура пока в башне замкну…

— Царь царей, если князь Херхеулидзе охраняет, азнаур не сбежит… Персидских послов опасно задерживать…

Шадиман совсем склонился к царю: