Женщины в политике. От Семирамиды до Дарьи Дугиной - Наталия Андреевна Елисеева
Вскоре в империи Тан вводится неслыханный прежде титул «два государя», которым называют одновременно и повелителя Гао, и повелительницу У. При этом никто из придворных не смеет сомневаться, кто в этой паре выступает под «номером один». Конечно, государыня У, которая назначает и снимает министров, отправляет полководцев на завоевание Кореи и Тибета, ведёт переговоры с послами кочевых племён, осаждающих Великую стену, казнит и милует…
Прожив почти тридцать лет с послушным мужем, У становится вдовой. Два её сына уже совершеннолетние, и старший Чжун-Цзун имеет все права на китайский престол. Однако авторитет вдовы покойного императора оказывается сильнее законов и традиций трёхтысячелетней цивилизации. Она отправляет старшего сына в ссылку, назначая на царствование более покладистого младшего, Жуй-Цзуна, которого шесть лет спустя тоже удаляет из дворца. В 690 году, в возрасте 66 лет, неутомимая женщина ломает все стереотипы и объявляет императрицей себя саму, присваивая императорское имя У Цзэтянь и императорский титул Хуанди. Это, пожалуй, первый такой случай не только в Китае, но и на всей планете Земля. Да, женщины возглавляли империи и прежде У Цзэтянь, – всем известны, например, древнеегипетские царицы Хатшепсут или Клеопатра, – но они восходили на трон по законам наследования. В отличие от них, Небесная государыня взяла власть, как в известной революционной песне, «своею собственной рукой», поднявшись из наложниц пятого разряда до высот «Сына Неба».
Только ли потому, что «Небесная государыня» разрушила мужскую монополию на власть, мы несколькими абзацами ранее объявили её первой феминисткой? Нет, не только. Она всячески подчёркивала достоинства женщин и стремилась создать некое подобие женского движения. Так, по указанию У Цзэтянь был составлен подробный свод биографий всех китаянок, отличившихся в прошлом своей страны. В 666 году повелительница У организует особое женское паломничество на священную гору Тайшань. Наконец, под её влиянием лидеры китайского буддизма вносят внезапную новеллу в религиозные догмы: мол, ожидаемый верующими Будда Матрейя должен воплотиться не в прежнем мужском, но в женском образе. Читатель, наверное, уже догадывается, кто вскоре после оглашения этого богословского открытия был объявлен воплощением Матрейи? Конечно, императрица!
При всём подчёркнутом внимании к равноправию женщин, при всей озабоченности женским вопросом, сама У Цзэтянь отнюдь не была эталоном типичных женских качеств, в частности – не отличалась ни добросердечностью, ни родительской привязанностью. По количеству казнённых и низверженных её правление может состязаться с эпохами самых брутальных императоров Поднебесной. В частности, она не остановилась перед уничтожением своих внука и внучки, всего лишь за переданные доносчиками критические слова в адрес царствующей бабушки. Причём по китайским обычаям для этой мрачной миссии императрице даже не понадобилось прибегать к услугам палача – достаточно было выслать соответствующие предписания, и дисциплинированные подданные, невзирая на степень родства, даже не пытались прекословить и собственными руками совершали самоубийство. Не подписывать такой же указ о самоубийстве родного сына хозяйку Поднебесной весьма радикальным способом убедил верный слуга А Цзиньцзюн – самоотверженный правдоискатель на глазах императрицы вспорол себе живот в знак доказательства невиновности оклеветанного царевича.
Когда старческая подозрительность У Цзэтянь достигла гомерических форм, китайская аристократия решилась на переворот. Фавориты императрицы были убиты, трон передан вызванному из ссылки старшему сыну «Небесной государыни», а сама она… всего лишь отправлена «на пенсию», доживать век в роскошном имении на окраине столицы. Правда, «воплощённая Матрейя» не вынесла отставки и очень скоро вернулась на небеса. Такая реакция тоже характерна скорее для мужчин, чем для женщин: представительницы прекрасного пола, уйдя на заслуженный отдых, как правило, не унывают и посвящают себя заботе о потомках, зато у мужчин потеря социального статуса частенько заканчивается быстрым кризисом и смертью. Это ещё одно подтверждение того, что «первая феминистка» была не столько «суперженщиной», сколько «крутым мужчиной в юбке», всю жизнь силившимся исправить «ошибку природы» и вырваться за рамки своего гендерного предназначения. Такое противоречие, впрочем, порой преследует и современных активисток женского движения.
Глава 5
В большую политику – через альков. Авантюристки при власти
Для того чтобы женщина вольно или невольно повлияла на государственные решения своего облечённого властью спутника, совершенно необязателен законный брак. Порой бывало достаточно любовных отношений. Этой лазейкой в большую политику вовсю пользовались авантюристки разных мастей: кто-то расчётливо устраивая свою личную жизнь на вершине чиновной иерархии, а кто-то просто из любви к романтическим приключениям.
Фаворитки в законе. Маркиза де Помпадур и Жанна Дюбарри
Многочисленным женским окружением наслаждались не только восточные монархи, властелины обширных гаремов. Своеобразными гаремами обладали и западные короли, невзирая на противозаконность подобных действий с точки зрения европейского семейного права и полную аморальность в глазах христианского общества.
Взять хотя бы французского суверена Людовика XV – того самого, известного сакраментальной фразой «после нас хоть потоп». Он имел, по меньшей мере, шесть официальных фавориток (носивших звание maitresse-en-titre, «метресса ан титр»), публично представленных при дворе и проживавших в отдельных покоях Версальского дворца, соединённых с королевской опочивальней потайными ходами. И это – не считая множества любовниц низшего ранга, которых содержали в усадьбе «Олений парк» и готовили к «высокой службе» едва ли не с детства, оберегая от контактов с другими мужчинами. На фоне сластолюбивого правителя Франции иные мусульманские ханы Золотой орды, ограничивавшиеся двумятремя жёнами, выглядят чуть ли не эталонами супружеской верности.
Маркиза де Помпадур – фаворитка короля Людовика XV
Среди подруг Людовика XV были и такие, от которых зависела кадровая и внешняя политика могущественнейшей державы XVIII века.
Одной из них оказалась Жанна-Антуанетта Д’Этиоль, дочь беглого спекулянта, удачно выскочившая замуж за мелкопоместного дворянина. С Его Величеством, томившимся в поисках нового увлечения, её свёл столичный банкир Жозеф Пари, рассчитывавший поправить свои
